Hunter X Hunter. Лучше, чем боль

[text-Paume]

Название: Лучше, чем боль
Автор: Paume
Бета: Мэй_Чен
Фандом: Hunter X Hunter
Форма: мини, 2417 слов
Пейринг/Персонажи: Леорио/Курапика
Категория: слэш
Жанр: драма, PWP
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: "Что тебе нравится? — спросил Леорио, и на миг Курапике показалось, что он заплачет. — Тебе нравится, что больно?"

Сутки. Он провалялся уже целые сутки.
Сознание уплывало, уносимое тяжёлым бредом, и Курапика из последних сил выныривал в реальность. На минуту, на мгновение, когда пытался подняться, да хотя бы просто пошевелиться, но лихорадка упорно вбивала его назад в матрас, делая свинцовым всё тело — от закрытых век до кончиков пальцев.
Курапике казалось, что он напрасно барахтается. Похожий на выброшенного в море щенка, он обязательно утонет. Бесполезно сопротивляться. Нужно расслабиться и камнем, в который он превратился, идти ко дну.
Вместо этого Курапика безнадёжно сражался, рвался в бреду, мчался, бился. И тонул.
А спустя сутки вдруг открыл ясные глаза. Увидел встревоженную Сенрицу. Леорио. И не обрадовался тому, что они рядом. Он вынырнул из топкого бреда, но тот всё равно остался с ним, грязными комками облепив сердце и наполнив лёгкие, истощая не меньше жестокой лихорадки.
Он разрешил себе уснуть. Ненадолго. На час, не больше. Ровно на столько, чтобы Сенрицу и Леорио перестали бояться, вышли хотя бы на минуту и оставили его одного.
Курапика ждал этого и проснулся почти сразу. За дверью ещё слышались голоса. Леорио уговаривал Сенрицу сходить пообедать, а сам обещал присмотреть за ним, Курапикой.
«Согласись», — взмолился Курапика.
Он старался дышать — как спящий, надеясь, что Сенрицу не услышит его проснувшегося сердцебиения из-за дверей. Он не двигался и ждал.
Она ушла. Леорио потоптался у дверей, заглянул к нему, проверил, что всё в порядке.
И тоже вышел.
От облегчения Курапика провалился назад в лихорадочный сон и тут же испугался, вытянул себя, заставил открыть глаза и пошевелиться. Тело было чужим и застывшим, но Курапика справился. Помогая себе непослушными руками и ногами, он перевернулся на бок. Подтянул к груди колени, упёрся в пол дрожащими от слабости руками и поднял себя на четвереньки. Руки и ноги складывались, стремясь уронить тело назад. Курапика на мгновение остановился, нашёл равновесие и из последних сил рванулся, чтобы встать на ноги. Почти упал. И устоял.
Его шатало из стороны в сторону. Обшарпанная стена – единственная точка опоры, кроме пола, – была в нескольких шагах. Курапика смотрел на нее, чувствуя, как горячечный бред засасывает его снова своей безнадёжностью. Он стиснул зубы, сжал кулаки и двинулся вперёд. Он уже падал, когда стена подставилась под его ладони. Прохладная, равнодушная. Курапика рухнул возле неё на колени, разбив их в кровь. Вместе с ударом пришла боль. Неожиданная, резкая и очень правильная. Курапика на миг задохнулся, ошпаренный ею, и так же быстро почувствовал, как она схлынула, оставив после себя бледное воспоминание.
Курапика ткнулся лбом в стену. Он не пытался подняться, он смотрел под ноги, на разбитые коленки и думал, что ни о чём не хочет думать. Он отгонял от себя мысли, но они вились где-то на самой границе восприятия, и он с ужасом понимал, что последнюю свою битву проиграл. А может, и не только битву. И даже скорее всего…
Пауки всё знают. Он попытался зацепиться за эту мысль, она была не такой болезненной, как другая. Пауки всё знают, а значит, он своим присутствием ставит под удар Гона, Киллуа, Леорио.
«Мне нужно уйти», — подумал Курапика.
«Мне нужно было уйти раньше», — подумал он мгновение спустя.
Мысли торжествующей толпой хлынули в прояснившуюся голову. Курапика всхлипнул. И беспомощно признался:
«Это не месть. Это убийство».
Пакунода, резкая, неприятная и верная своим товарищам, ворвалась в его воспоминания.
Курапика почти взвыл и со всей силы ударил кулаком в стену, разбивая костяшки пальцев. Боль не отрезвляла, она затмевала ту бурю, что клокотала в сердце. И Курапика ударил снова. И еще раз.
На стене появилась вмятина, но он не обращал на это внимания. Кулак кровоточил, но он бил и бил, пока не начал наслаждаться самим процессом. Замах, удар, боль, вышибающая душу, бьющая по нервам, эхом раскатывающаяся по всему телу, и снова — замах, удар…
«Так тебе!» — кричали внутри беснующиеся воспоминания. Они не пропадали, они всё так же значили очень-очень много. Курапика бы выбил их, если бы мог. Но мог он только перемешать их, запутать болью. И почувствовать удовлетворение, извращённое удовольствие от наказания собственной глупости и несостоятельности.
Он не услышал, как распахнулась дверь. В какой-то момент Леорио просто перехватил его руку, прижал к себе, опрокинул спиной на грудь. Курапика зарычал, не желая слышать, как Леорио бормочет над ним:
– Не надо, не надо, Курапика. Ну что же ты делаешь… Успокойся. Не надо. Смотри, что ты наделал. Всю стену измял. Ну, будет тебе… Будет…
Курапика позволил уложить себя назад на матрас, укрыть легким одеялом. Он замолчал и закрыл глаза. Леорио сел рядом, взял в руки израненный кулак, рассмотрел его, потом достал из своего саквояжа – защёлки зубасто клацнули – тюбик с мазью. Открутил крышечку, набрал в ладони и нанёс на разбитые костяшки.
Леорио считал, что боль Курапике не нужна.
Курапика лежал и думал, что не хочет этой заботы. Наоборот, больше всего ему хотелось боли – яркой, затмевающей собой всё на свете.
Лучше бы Леорио его ударил.
Ударил. За что угодно.
Курапика зажмурился. И выдернул руку из заботливых ладоней.
— Да что же ты делаешь, — досадливо сказал Леорио.
Курапика подхватился так резко, что Леорио не успел поймать его, только лишь расставил руки и испуганно вскрикнул. А потом они вместе повалились на пол. Леорио – неловко на бок, с трудом расправляя длинные ноги. Курапика — сверху, совершенно невменяемый, придавливая его лихорадочно горячим обнажённым телом. Леорио пытался спихнуть его с себя, от усилия пиджак затрещал по швам, он разозлился и, уже не заботясь о благополучии пациента, резко оттолкнул.
— Какого!.. — воскликнул он и задохнулся, когда Курапика напал снова.
Они барахтались на полу, Курапика накрыл Леорио всем телом, хватал его за руки, цеплялся в запястья, ногами удерживая ноги – и всё это вполсилы. Леорио крутился под ним, вырывался, но каждый раз, когда Курапика давал ему шанс освободиться, стряхнуть себя, он не пользовался им, как будто боялся поранить неосторожным движением.
В отчаянии Курапика ткнулся лбом ему в шею. Леорио, и так напряжённый, натянулся, как струна, в попытке увернуться. Он тяжело дышал, почти в унисон с Курапикой — прерывисто и хрипло. На шее, над ключицей, лихорадочно пульсировала тонкая синяя жилка. Курапика уставился на неё, его вдруг пробрал озноб. Он потянулся к ней губами и укусил.
Леорио взвыл.
Курапика расслабился, и Леорио чувствительно приложил его кулаком в бок. Они расцепились, Курапика откатился назад к матрасу, Леорио отполз от него на пару шагов. Очки съехали с его носа, одна дужка висела, и он коротким движением снял их вовсе.
— Ты, – сказал Леорио, — ты… Курапика, что ты…
Курапика быстро облизал губы — на них отпечатался вкус Леорио, солоноватый, как кровь. И кинулся вперед.
В этот раз Леорио его поймал, обхватил, прижал руки к бокам, повалил на пол. Курапика изогнулся, извернулся, почти вырвался.
— Ах ты! — пропыхтел сверху Леорио.
Он попытался удержать Курапику одной рукой, а второй — дотянуться до саквояжа. Наверное, там было что-то, что могло прекратить их противостояние.
Курапика ударил его головой в скулу, вырвал одну руку, вцепился в волосы — слишком короткие, чтобы можно было за них удержаться, но достаточно длинные, чтобы причинить боль.
«Давай же! Отвечай мне!»
Леорио оставил в покое саквояж. Он мотнул головой — рука Курапики вместо жёстких волос схватила воздух — а потом безжалостно навалился всем телом. Пуговицы пиджака впились в обнажённый живот, ремень оказался как раз у паха, металлическая пряжка надавила на член — Курапика испуганно дёрнулся, на мгновение почувствовав себя в ловушке. Было больно — боль его отрезвила. Он добился того, чего хотел. И мог получить больше.
Леорио прижимал его к полу всем телом. Тяжёлый и неподъемный. Тёплый и заботливый. Запыхавшийся и растерянный.
В ужасе от того, что делает, Курапика дёрнул бёдрами, напряг ягодицы и потёрся о пах Леорио. Пряжка ремня чиркнула по члену, Курапика с трудом сдержал стон.
Леорио напрягся, поднял голову, в его глазах стыла не меньшая паника. Он смотрел на Курапику сверху вниз, умоляюще, просяще. Курапика сжал зубы и потёрся о него снова. Движение всё-таки вырвало из него стон — низкий, рычащий.
Руки, удерживающие его в тесных объятиях, задрожали. Глаза, глядящие с изумлением, полыхнули редкой решимостью. Курапика почти улыбнулся и подкинул пах ещё раз.
Леорио вскрикнул, глухо и обречённо. Зажмурился…
Курапика почувствовал себя соломинкой в бушующем море. Ему так и не позволили пошевелиться. Леорио перевернул его на живот, ногой придавил под коленями. Курапика дрожал в предвкушении боли, намного большей, чем рассчитывал.
Где-то на задворках сознания хохотала Пакунода, а Пауки отплясывали дикий танец. Они все сейчас испугаются, подумал Курапика. Его колотила истерика, он дёргался под Леорио, не прекращая тереться членом — уже о колючий пол. Он не сопротивлялся, он с содроганием ждал чего-то ужасного, грубого, гадкого, жестокого.
Леорио прерывисто дышал у него над головой, одной рукой возился где-то сбоку, вытряхивая свой саквояж. Курапика беззвучно то ли плакал, то ли хохотал, слушая, как прыгают по полу небрежно вывернутые пузырьки с лекарствами, звенят стеклянно, раскатываются по углам.
«Давай!» — ликовал Курапика.
Вместо тепла ладони Леорио принесли холод. Они легли на ягодицы, и Курапика на миг задохнулся от неожиданности. Леорио больше не держал его, он сидел рядом, коленом придерживая его ноги, но в предвкушении боли Курапика этого не замечал.
Леорио грубо подхватил его под живот, поднял на четвереньки, шлёпнул по пояснице, заставил прогнуться. Он молчал, он не говорил ничего. Курапика не видел его, не знал, что он прячет в своем безмолвии. Он говорил руками — прикосновениями. И дыханием — тяжёлым, как после бега.
По-врачебному равнодушно руки развели Курапике ягодицы, и два пальца нырнули в расщелину между ними, холодные, скользкие. Леорио наклонился, и туда же проникло его дыхание – горячее, живое, трепетное.
Курапика дёрнулся, в изумлении распахивая глаза.
Пальцы дотянулись до ануса, надавили, помедлили и скользнули внутрь. Сразу оба.
— Да! — крикнул Курапика.
Боль затопила его с головой. Он дёрнулся, крутанул задом, нанизываясь — еще больше.
— Да? — переспросил Леорио. — Тебе нравится, Курапика?
Тёплое дыхание жгло, как огонь. Курапика застонал.
— Что тебе нравится? — спросил Леорио, и на миг Курапике показалось, что он плачет. — Тебе нравится, что больно?
— Да, — выдохнул он. — Да!
Пальцы повернулись внутри, обжигая. Курапика подмахивал им, чувствуя облегчение от раздирающей внутренности боли. Он дёргался, он извивался, он получил, что хотел.
— Зачем тебе? — спросил Леорио. — Зачем тебе это?
Курапика не ответил. Вместо этого он наклонился и ударил лбом в пол, разбиваясь до оглушительного звона в ушах.
Леорио резко выдернул из него одну руку, обхватил за живот и повалил на бок. Он грубо трахал его пальцем и не давал вырваться, не давал дотянуться лицом до пола, ухитрялся прижимать к себе руки и держал его, держал, держал…
Курапика закричал — по-звериному протяжно. Леорио содрогнулся:
— Похоже, тебе мало.
Он отпустил живот и обхватил Курапику за шею, притянул к себе, придушивая и заставляя цепляться свободной рукой в попытках ослабить хватку.
Анус уже свободно пропускал два пальца, Леорио добавил еще один и проник глубже, засунул полностью. А потом мягко повернул их там внутри и нащупал простату.
Боль никуда не делась, но её просто смело новым совершенно необыкновенным чувством. Чистое, пронзительное – оно вырвало изумлённый стон, длинный, хриплый. Тело задрожало, сразу и полностью всё. Затряслась каждая натянутая жилочка, каждый нерв, сердце, казалось, рвётся на куски.
А Леорио в одном бьющем ритме продолжал вонзать в него пальцы. И шептал всякие слова, которые никак не хотели проникать в разум. Шёпот добавлял дрожи телу, вибрировал в каждой клеточке:
— Тебе так нравится, правда? Нравится? Признай, что тебе нравится? Что это лучше боли…
Дрожь оставила Курапику без сил совсем скоро. Он обмяк в объятиях Леорио, не в состоянии даже пошевелить руками, чтобы отползти от него.
Леорио бережно отпустил его шею, погладил по спине, мокрой и прохладной от пота, просунул руку между полом и талией Курапики и смял в кулаке его полувозбуждённый член.
Слезы сами покатились из глаз. Хлынули потоком, дрожь превратилась в рыдания, а Леорио как ни в чём ни бывало одной рукой тёр простату, попадая в такт непроизвольным подмахиваниям Курапики, а второй мягко гладил его член, нежно, ласково.
Курапика заходился в плаче, кричали в агонии воспоминания, сминаемые поднимающимся от паха к самому сердцу наслаждением.
— Так ведь лучше? — шептал Леорио. — Зачем тебе боль, Курапика? Так ведь лучше, правда?
— Мало, — хотел ответить Курапика, но сумел всего лишь беззвучно шевельнуть губами.
— Что?
Леорио приподнял голову, заглядывая ему в лицо, Курапика повернулся ему навстречу, и на одну секунду, на целую секунду, они встретились взглядами. Они были так близко друг к другу, что черты лица Леорио расплывались перед его глазами. И этому лицу, этим глазам — таким обыкновенным, простым, как и он весь, Курапика прошептал:
— Мало, я хочу ещё.
Леорио отдёрнулся от него, обнимавшая рука дрогнула, выпустила член, пальцы выскользнули из ануса, и Курапика вдруг почувствовал себя несправедливо брошенным. Он потянулся телом вслед за пальцами, пытаясь удержать их в себе. Леорио оттолкнул его и глухо, обидно сказал:
— Подожди.
Плача, Курапика чувствовал, как за его спиной, царапая жёсткой костюмной тканью голую разгорячённую кожу, Леорио расстегивал брюки. Пряжка ремня больно хлестнула, и впервые за весь вечер Курапика был не рад этой боли. Потом Леорио вжикнул ширинкой, и через слой неснятого белья Курапика почувствовал, как тот возбуждён.
Курапика вздрогнул, когда Леорио прижался к нему обнажённым пахом. Жёсткие волоски кололи кожу, твёрдый член ткнулся между ягодиц. Леорио медлил, и Курапика вдруг испугался — не его, а за него.
— Я не сделаю тебе больно, — сказал Леорио куда-то ему в спину. — Слышишь, Курапика? Я никогда не сделаю тебе больно.
А потом подтянул его к себе, двумя руками раздвигая ягодицы, и одним тягуче медленным толчком направил себя в подготовленный анус.
На самом деле больно было. Курапика задохнулся от этой боли, стиснул зубы, чтобы не закричать. Подсохшие слезы снова заструились по лицу. Курапика зажмурился, не понимая, как получилось, что долгожданная боль оказалась настолько невыносимой.
— Курапика? — испуганным шёпотом воскликнул Леорио. — Ты в порядке?
Курапика кивнул и двинулся навстречу, самостоятельно задавая ритм. Леорио застонал и ответил толчками в том же ритме. Вряд ли его уже что-нибудь остановило.
Боль не принесла того уничижительного экстаза, что и раньше. Курапика насаживался на член с желанием как можно скорее достичь прерванного, по собственной глупости отнятого, незнакомого ранее наслаждения. Он крутился, подтягивал к груди ноги, напрягал ягодицы и расслаблялся. Леорио перестал его беречь и безжалостно вколачивался позади, хрипло дыша в скрытую волосами шею. Он нащупал его член и сжал в ладони, и только тогда Курапика вновь почувствовал то самое возбуждение, поймал его в одной позе, изогнулся, затрясся. Внутри Леорио терся о простату. Снаружи – грубо, теряясь в собственной похоти, ласкал член.
— Тебе нравится?
Голос Леорио пробивался откуда-то совсем издалека, словно из другой жизни, вся комната вдруг уплыла туда же, даже тело, ослабшее и непослушное, превратилось в чьё-то чужое, не его, не Курапики. Он весь устремился к источнику наслаждения, всё его существо уменьшилось до ожидания ритмичных, обещающих взрыв толчков и поглаживаний. И когда наслаждение накрыло его, он захлебнулся в нём, захлебнулся в крике, в рыданиях, в оглушительно огромном пространстве, в мире, который вдруг открылся для него.
…Они лежали на матрасе, тихо и спокойно. Леорио всё так же обнимал Курапику за живот, не трогая чувствительный член, не вынимая собственный, внутри странная глухая боль перемешалась с ещё более странным отголоском возбуждения.
Курапика пошевелился, Леорио ещё крепче прижал его к себе, опустил голову, пряча лицо ему в шею, и прошептал:
— Прости меня.
Курапика облизал пересохшие губы и нашёл в себе достаточно смелости, чтобы не промолчать в ответ:
— Это ты прости. Леорио… мне и правда — совсем не было больно.