Kuroko no Basuke. Импровизация

[text-Paume]

Название: Импровизация
Автор: Paume
Фандом: Kuroko no Basuke
Размер: мини, ~2100 слов
Пейринг: Митобе/Сакурай
Категория: слэш
Жанр: романтика
Рейтинг: PG-13
Примечание: написано на кинк-фест по заявке "Митобе/Сакураи. Кормить с рук едой. Не волнуйтесь по поводу обоснуя, автор умрёт от счастья от одного факта присутствия пейринга в тексте. POV Митобе, можно ER, можно OOC, но в рамках приличия."

Восемнадцать человек – это все-таки много, подумал Митобе. Перешептывания и усердный стук ножей о доски напрягали. Готовить нужно в одиночестве. Чтобы никто не говорил под руку, например.
– Решили дольками, Митобе-кун? Ну, попробуйте, импровизация – всегда интересно! – прозвучал над самым ухом голос Аоки-сенсея.
Митобе даже не вздрогнул, а вот по соседней доске громко стукнул нож. Митобе продолжил нарезать чеснок, но краем глаза посмотрел в ту сторону.
– Аккуратнее, Сакурай-кун, – теперь голос Аоки-сенсея был полон укоризны.
– Прошу прощения! – воскликнул сосед Митобе.
Ну что – Сакураю самое время начинать кланяться, подумал Митобе.
Ага, поклонился.
Аоки-сенсей важно прошел мимо.
Сакурай взялся за нож и измельчил чеснок так быстро, чем Митобе пришлось спешно его догонять.
Аоки-сенсей медленно дошел до плиты, повернулся к ним лицом и объявил:
– Ставим на огонь!
Восемнадцать человек дружно застучали кастрюлями и сковородками.
Совсем неумехи, подумал Митобе. Один только Сакурай работал споро и почти бесшумно, нож быстро мелькал в его руках, а движения были точными, как в трехочковых.
Столкнувшись с ним перед началом занятия, Митобе удивился, но теперь понимал, что Сакурай может поспорить в профессионализме не только с Хьюго, но и с самим Митобе – только на кухне.
– Следим за огнем!
Аоки-сенсей редко давал уроки, но его опыт был бесценным, поэтому Митобе даже с тренировки отпросился пораньше, чтобы научиться готовить карри по его рецепту.
Мясо зашипело на огне, запах чеснока потек по кухне.
– Ням-ням, – вдруг тихо сказал Сакурай.
Митобе вздрогнул от неожиданности и посмотрел в его сторону. Сакурай всецело был поглощен происходящим на сковородке, даже лоб его вспотел. Вряд ли он понимал, что говорит вслух. Митобе улыбнулся, а потом, не долго думая, взял салфетку, потянулся к Сакураю и вытер ему пот со лба.
– Ой! – сказал Сакурай, вскинув голову. – Про... стите…
Митобе вопросительно поднял брови.
– Спа… сибо… – пробормотал Сакурай и уставился в свою сковородку.
Митобе хмыкнул.
– Внимание! – объявил Аоки-сенсей. – Мясо нужно только обжарить. Совсем чуть-чуть! Но! Не забываем, что главное – импровизация!
…Дегустация прошла во взаимных похвалах.
– О, Митобе-кун! – восклицала тоненькая Ая-чан, пришедшая на урок вместе с мамой. – У вас самый вкусный карри!
– Сакурай-кун! – степенно говорила Мито-сан. – Вы великолепно справились.
– Лучшие-лучшие, – добродушно соглашался Аоки-сенсей.
И все собирались вокруг Митобе с Сакураем, чтобы урвать кусочек самого прекрасного карри за этот вечер. Людей было много, Сакурай был неловок, его толкали со всех сторон, и Митобе то и дело слышал:
– Простите! Простите! Простите!
И как он не расшибся, каждый раз наклоняя голову? – подумал Митобе. А потом подумал, что восемнадцать человек – это много. А прекрасных карри только два – у него и у Сакурая.
– Простите, Митобе-кун! – воскликнул Сакурай, и Митобе отчетливо услышал в его голосе отчаяние. – Позвольте попробовать ваш карри!
Митобе отрывисто кивнул, и Сакурай ложкой потянулся к его блюду. Но Митобе его опередил. Сакурай растерянно приоткрыл рот и собирался опять сказать свое вечное «простите», когда Митобе сунул ему в рот ложку. Вместе с карри Сакурай проглотил все свои извинения, смотрел на Митобе широко раскрытыми, изумленными глазами и молчал.
Митобе одобрительно ему кивнул и потянулся попробовать его карри. И снова кивнул, потому что действительно было очень вкусно.

Летние отборочные матчи мелькали калейдоскопом. До самых сложных игр оставалось совсем немного, и Митобе взял привычку каждое утро готовить что-нибудь вкусное – побаловать ребят во время перерыва. Складывал бенто в сумку и шел на тренировки или игры.
Когда мама вручала ему еще и кого-то из мелких – завести по пути на занятия, – Митобе приходил раньше.

В зале шла игра, голоса болельщиков вырывались в коридор из-за постоянно открывающихся дверей. Митобе сидел на скамейке и ждал Сейрин. Раздевалку им еще не открыли, а идти в зал смотреть чужую игру Митобе не стремился: она сбивает перед самым матчем.
Пришел он рано. Судя по часам, шла вторая четверть, Сейрин подтянется не раньше четвертой.
Митобе посидел немного, потом подхватил сумку и отправился гулять по коридору. Поднялся по лестнице и вышел на крышу.
Поэтому и пропустил начало перерыва.
Оживленный гомон остался внутри, а здесь было тихо, припекало солнце, крыша нагрелась, и Митобе, не долго думая, сел у стены и поставил рядом с собой сумку. Достал из бокового кармана воду, попил и замер, сжимая бутылку в руке.
Сакурай выскочил на крышу так быстро и внезапно, словно за ним кто-то гнался. Он не заметил Митобе, поэтому споткнулся о вытянутые ноги и замахал руками, чтобы не упасть носом в пол. Воскликнул так знакомо:
– Простите! – и только тогда оглянулся. – Простите… – запнулся и неуверенно продолжил: – Митобе-кун?..
Митобе отсалютовал ему бутылкой с водой. Сакурай неожиданно жадным взглядом уставился на нее, и Митобе, помедлив, кинул ему воду.
Сакурай ловко подхватил бутылку, смущенно пробормотал:
– Спасибо, извините, – закинул голову и с наслаждением стал пить.
Да это у Тоо сейчас игра! – догадался Митобе.
Интересно, отчего Сакурай не в раздевалке вместе с сокомандниками?..
– Похоже, я ничего не оставил, извините, Митобе-кун. – Сакурай кинул бутылку обратно и утер рот тыльной стороной ладони. – Спасибо, – сказал он и привычно поклонился. – Простите за беспокойство.
Его постоянные извинения казались Митобе слишком неуклюжими.
А в перерыве игрокам рекомендовалось не поклоны бить, а по возможности восстановить силы.
Митобе расстегнул сумку, достал обед и поднялся.
Сакурай попятился и на всякий случай снова извинился.
Митобе на ходу снял крышку с бенто, пожалел, что у него нет палочек, но не смутился, ухватил пальцами кусочек дыни и, вплотную подойдя к Сакураю, впихнул ее ему в рот.
Сакурай смешно удивлялся. Но и перечить не стал – послушно съел дыню и посмотрел на бенто в руках Митобе.
– Спасибо, – сказал неуверенно. Митобе знал, какое слово он произнесет следующим, поэтому вложил в приоткрытый рот еще один кусочек дыни.
Сакурай съел и только вопросительно приоткрыл рот, как Митобе занял его кусочком сыра.
Сакурай больше не пытался ничего говорить. Глаза у него сделались круглыми от удивления, но он послушно открывал рот и даже наклонялся немного вперед, чтобы съесть дыню, или сыр, или виноград, или зерна кукурузы – Митобе любил намешать в бенто всякой всячины.
Губы у Сакурая были мягкими, Митобе каждый раз пальцами чувствовал, как они вздрагивают на его нечаянные прикосновения. Это приятно, подумал Митобе и задержал палец на мгновение дольше. Сакурай сомкнул губы и тут же, стремительно краснея, разжал, попятился поспешно, и снова чуть не сложился пополам:
– Простите! Простите! Простите!
Он обошел Митобе по широкой дуге, кинулся к выходу с крыши и запрыгал по лестнице, шумно перескакивая через ступеньки.
Митобе сунул палец в рот, плотно сжал его губами и облизал.
Щекотно.

Пережить проигрыш было тяжело.
Именно этот проигрыш, думал Митобе и продолжал приносить на тренировки обеды, а заодно подкармливать глупого Нигоу. Тот смотрел безмятежно и готов был съесть не только собачий корм, но и бенто. Митобе гладил его и качал головой – нет, дружок, это уже не тебе. Нигоу не понимал и пытался забраться к Митобе в сумку. Это было смешно, напряженная после поражения тренировка прекращалась, ребята начинали хохотать, спорили, доберется ли Нигоу до бенто в этот раз или потеряется в темноте сумки. И казалось, что все опять хорошо.
Митобе улыбался.
Но тяжелое беспокойство не проходило.
Это было его собственное беспокойство, понял однажды Митобе. И никакого отношения к команде оно не имело. И к проигрышу тоже.
Летние игры закончились.
Началась подготовка к Зимним.
А Митобе никак не мог выбросить из головы Тоо, команду, в которой каждый играет, полагаясь только на себя. И Сакурая, который, удивляясь, широко распахивает глаза, а получив оскорбление, отшатывается и пытается извиниться.

Это бенто Митобе готовил особенно тщательно. Обжаривал каждый кусочек и складывал на фольгу. Сам готовил соус из лимонов, чтобы не очень кислый, но и не приторный.
Подумал про палочки и решил, что не будет их брать.
Кинул в сумку пачку салфеток.
И вышел из дома, пока мелкие не набежали из спальни на вкусный запах.
День был ясным.
Тренировку назначили вечером, и Митобе решил, что сегодня он будет смотреть игру.
На перерыв он не уходил из зала. Зато после игры остался у выхода и ждал, когда появится команда Тоо.
Они сыграли как обычно – великолепно. Каждый сам за себя. Сакурай забивал безупречно. Митобе сидел на трибунах и думал о теплых мягких губах на своих пальцах.
Когда Сакурай остановился рядом с Митобе, пропустив всю свою команду вперед, под солнце, его окликнули, и он крикнул в ответ, что «извините, но я приеду сам».
На крыше было тепло.
Митобе сел у стены и достал бенто.
Сакурай ни разу не поклонился ему, не пробормотал «простите», а просто сел рядом и смотрел, как Митобе раскладывает на полу салфетки, а потом снимает с бенто крышку.
– Извините… это что, – жалобно сказал Сакурай и попытался подняться, – грибы?
«Это мацутаке», – сердито посмотрел на него Митобе, схватил за руку и потянул назад.
– Мацутаке? – спросил Сакурай и плюхнулся обратно.
Он попытался вырвать руку, но Митобе не дал, и Сакурай начал паниковать.
– Простите! – воскликнул он, и прозвучало это как «Отпустите!».
Митобе качнул головой.
Мацутаке в фольге были все еще теплыми, а соус пах лимоном.
Митобе выбрал самый крупный кусочек, макнул его в соус и поднес ко рту Сакурая. У того дрогнули губы, словно выбирая – то ли произнести вечное извинение, то ли покорно открыться. Митобе терпеливо ждал.
Сакурай наклонился к его пальцам и осторожно забрал мацутаке губами.
Теплыми.
Как солнце.
Митобе макнул в соус новую порцию и поднес Сакураю.
– А палочек нет? – спросил тот тихо.
Митобе отрицательно покачал головой.
– Тогда извините, – сказал Сакурай еще тише, но от его тона у Митобе сердце к горлу подскочило.
Сакурай наклонился и обхватил губами пальцы Митобе, сжал и мягко потянул, забирая с них мацутаке. Митобе раскрыл ладонь, и Сакурай языком слизал с нее соус.
Когда Митобе протянул ему новый кусочек, Сакурай покраснел и беспомощно посмотрел на него. Но не стал уклоняться, а снова потянулся вперед.
У Митобе задрожали руки, Сакурай словил его пальцы, мацутаке свалился на пол между ними, но Сакурай не остановился, а аккуратно слизал соус. Отстранился и сказал:
– Извините, но теперь моя очередь.
Он выбрал в бенто мацутаке, макнул в соус и протянул Митобе.
Митобе открыл рот, Сакурай потянулся ближе, смелея на глазах, и неловко задел рукой формочку с бенто. Она подпрыгнула, перевернулась, мацутаке вывалились на пол все как один, соус обдал их брызгами. Митобе растерялся, а Сакурай испугался.
Он вскочил на ноги и крикнул:
– Простите! Простите! Простите!
Он кланялся так быстро, что Митобе не сразу ухватил его за волосы.
– Ай! – воскликнул Сакурай и вскинул руку, защищаясь.
Митобе рывком поднялся, толкнул Сакурая к стене. Тот пытался вырваться, беспорядочно размахивая руками и без паузы твердил:
– Простите-простите-простите!
Заткнуть его казалось невозможным.
Митобе прижал его к стене всем телом, двумя руками обхватил лицо и накрыл глупый рот губами.
Глупый теплый рот.
Мягкий.
Лимонный.
И ровно до этого мгновения – ничей.

Иногда Митобе казалось, что тревога – это постоянное состояние Сакурая. Что его «простите» больше всего похожи на «уйдите». Поэтому к концу учебы в старшей школе он возненавидел это слово.
У Сакурая оно получалось слишком естественно, и Митобе делал все возможное, чтобы никогда его не слышать.
Когда Сакурай хозяйничал на кухне, он был так занят, что забывал про свои нелепые извинения. Поглядывал иногда, что делает Митобе, и вздрагивал, когда думал, что внезапно вернулись родители.
Митобе нравилось молчать рядом с ним. Сакурай забывался в тишине намного быстрее. И пытался говорить сам, вначале очень робко, а потом смелее – рассказывал об играх, о новых блюдах, о школе и о планах на будущее.
Они урывали каждую минутку, чтобы побыть вместе. Если это случалось в перерывах между играми, то у каждого было с собой бенто. А если вдруг у Сакурая уезжали родители и оставляли свободной квартиру, то они начинали с приготовлений.
Без спешки.
Митобе нравилось готовить вместе с Сакураем. Он нарезал овощи небольшими ломтиками – чтобы Сакураю было удобно их есть. Он остужал горячие блюда – чтобы Сакурай не обжегся. Он делал вкусный соус – чтобы Сакурай хотел вылизать его пальцы.
И когда все было готово, нетерпение кидало их друг к другу.
И начиналась игра.
Они усаживались на пол, Митобе доставал из кармана платок, Сакурай наклонял голову и разрешал завязать себе глаза.
Митобе пододвигал к себе тарелку и пальцами брал кусочек мяса, или овощей, или фруктов, или же это был рис – его Митобе брал щепоткой.
Сакурай наклонялся к нему сам, ловил губами пальцы, съедал угощение быстро, а дальше – облизывал, тянул в себя, вызывая у Митобе стон, улыбался, отпускал и угадывал:
– Дыня.
Митобе отрывисто кивал и поспешно выбирал из тарелки что-нибудь еще.
Сакурай начинал краснеть, возбуждаясь, и тогда Митобе чуть затягивал игру, дожидаясь, когда Сакурай прерывисто вздохнет, схватит губами его пальцы и не отпустит, будет прикусывать, тянуться за ними, умоляя о ласке.
Тарелки звенели, когда Митобе отодвигал их в сторону.
Он укладывал Сакурая на пол осторожно, поддерживал голову, наклонялся над ним.
Сакурай цеплялся руками за одежду Митобе, крутил головой и искал губами его пальцы или губы.
Он не снимал платок и не видел, что Митобе будет делать. А Митобе и сам не знал, решится ли целовать его в этот момент, или все-таки будет тянуть еще.
Он мог нащупать на полу тарелку с соусом, зачерпнуть пальцем и вымазать Сакураю рот.
Сакурай слизывал его с губ, а Митобе наклонялся и помогал ему собственным языком и губами.
Больше всего Митобе любил лимонные поцелуи.
Они казались ему солнечными, как в самый первый раз.
Сакурай улыбался ему в губы, ловил руками за шею, притягивал к себе.
И Митобе понимал, что никуда от него не денется.
– Пожалуйста, – говорил Сакурай.
И это было самое прекрасное слово на свете.