Название: Свеча на Дороге
Фандом: fandom Krapivin 2013
Автор: Paume
Бета: Kon, olya11
Размер: мини, 1010 слов
Произведение: «Полосатый жираф Алик»
Персонажи: Человек в сером камуфляже, мальчик Коптилка
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Предупреждение: гибель ребенка
Краткое содержание: Не гореть — это так плохо.
читать дальшеМеня убили в ясный осенний день.
Солнце низко висело в небе, трава путалась в ногах, когда мы шли через пустырь. Трава была слишком высокой, и в ней пряталась моя смерть.
Я даже не помню того человека. Только дуло, черную крошечную дыру. Я всего лишь обернулся на мгновение, а смерть уже нашла в прицеле мое лицо.
Мой напарник кричал, а пуля летела в меня. Мне кажется, что я ее видел.
Она обожгла меня и погасила. Как свечу.
Я не думал, что это так плохо — когда ты не горишь.
Мутно и тяжело. Мысли стали тусклыми, а желания — размытыми и приглушенными. Я еще отчетливо помнил, как жил, работал, общался, строил планы и, может быть, любил.
Со временем — если после смерти вообще бывает время — воспоминания поблекли. Я стал путаться в событиях, а некоторые просто забывать. Я знал, что они были, — по той пустоте, что оставалась на их месте. Ничего не приходило им на смену. Я пустел. Даже не тлел, просто не горел.
И по Дороге шел уже целую вечность.
Я встречал разных людей. Некоторые не замечали меня, и я понимал, что они потеряли все свои воспоминания, полностью. Проходить рядом с ними было жутко — казалось, что их пустота готова засосать и меня. Я не хотел становиться таким же. Пусть я и погас, но ведь помню еще. И не до конца опустевших людей я тоже встречал на Дороге. Они шли, улыбались, говорили, почти жили. Я не хотел опустеть и цеплялся за воспоминания, как за тончайшую ниточку. Чтобы сохранить хотя бы такую малость — идти, улыбаться, говорить и почти жить.
Но с каждым шагом, с каждым поворотом Дороги все равно что-нибудь терял.
Однажды мне расхотелось говорить. Я шел и только улыбался. Открыть рот и сказать простое «здравствуйте» вдруг оказалось неподъемным делом.
Я молчал и улыбался.
Я пустел — и понимал это.
Еще один отрезок вечности — и я перестану улыбаться. А потом — перестану идти. А после меня не станет совсем.
Я не знал, как погасшие люди исчезают с Дороги. И зачем она вообще нам нужна.
Мне было страшно.
И тогда я встретил детей.
По Дороге шагали мальчики и девочки, уставшие, но веселые.
Я бы прошел мимо. Мне уже давно не хотелось улыбаться. Да и они сторонились меня, я заметил.
Взгляд сам собой зацепился за лохматую голову и чумазые щеки. Глаза у мальчика были очень знакомые — темные, как переспелые вишни.
Я остановился и внимательно посмотрел на него.
Память каждый миг покидала меня по капле, вытекала тонкой струйкой. Как я ни старался, она пряталась от меня, а в душе разрастались черные дыры.
Но этого мальчика я вспомнил.
Собственный ужас потряс меня, привыкшего к размеренной бесчувственности Дороги.
Даже померещилось, что в груди дрогнуло сердце.
А потом я подумал, что раз все попадают на Дорогу, то и он должен был здесь оказаться.
Он был маленький, но я помнил его еще младше.
Наверное, так бывает — жизнь и смерть запоминаются несвязными урывками.
В руках мальчик держал игрушку. Жирафа.
Как и тогда.
Память вдруг обрела резкость, и на меня обрушился тот день. Пропахший теплой осенью и ржавым железом заброшенной стройки.
Мальчик выкатился нам под ноги неожиданно. Был он настороженный и взъерошенный. Застыл перед нами испуганным зайцем, обеими руками прижимая к груди старую, потрепанную игрушку. То ли коня, то ли осла. Я не разглядывал.
Мне бы улыбнуться им обоим, а я вместо этого по привычке шикнул:
— Эй, пацан, ты чего тут шастаешь?
Он развернулся и побежал, смешно перепрыгивая через брошенные балки.
— А ну стой! — прикрикнул я.
Мальчик припустил еще быстрее.
— А давай! — азартно сказал мой напарник, и мы ломанулись вдогонку.
Мальчик был маленьким и излучал страх.
Мы были большими и знали, что загоним его, от нас не уйдет никто.
Теперь-то я понимаю, что он ушел.
Я споткнулся о собственное всемогущество и рухнул вниз. Со всего размаха. Мы упали вместе. Только я остался на ногах. А мальчик... Он зацепился за старый железный прут и не просто упал, а полетел — чтобы разбиться.
Мы подбежали — еще в запале погони. Я не успел скрыть предвкушающую улыбку, а мальчик уже умер.
Я не верил, потыкал его в бок ногой.
«Вставай», — хотел сказать я.
Слова застряли в горле.
Мальчик ударился головой о бетонную балку. До этого я никогда не думал, что у детей такие хрупкие косточки.
Я опустился перед ним на корточки и потрогал. Я думал, что мне кажется, но кровь лилась прямо в темные, широко раскрытые, удивленные глаза. На темени я нащупал тонкую трещину.
— Добегался, — сказал напарник.
Я старательно забывал этот случай. Я не был виноват. Я повторял себе это вновь и вновь: я не виноват. Мальчик сам побежал, сам зацепился, и вообще — с какой стати его занесло на эту дурацкую стройку!
Как раз этого мне и не хотелось оставлять в памяти. Я-то думал, что вытравил из нее этот случай.
Но мальчик посмотрел на меня такими знакомыми глазами, и я тут же вспомнил, какими мертвыми они были, и как кровь заливала его лицо и мои пальцы, и какой мягкой была его разбитая голова.
Мальчик не узнал меня.
Он поймал мой взгляд и улыбнулся.
Он прижимал к груди ту же самую игрушку, и теперь я увидел, что это жираф. Даже удивился, как можно было спутать его с конем.
Жираф вытягивал длинную шею и смотрел так же доверчиво, как и мальчик.
Я оглядел себя и увидел, что форма обносилась, стала серой и потрепанной. Сапоги порвались, и я уже давно шагал босиком.
Мальчик не узнал меня.
Облегчение чуть не выбило землю у меня из-под ног.
И только теперь я признался сам себе.
Я виноват.
Я убил его.
Маленького и доверчивого, нежного и хрупкого.
Ребенка.
Как легко он упал, вспомнил я. Как легко сломался. Там, где взрослый — сильный, выносливый, вроде меня — только ушибется, он разбился насмерть.
И это я не уследил за ним.
Я был рядом. И я сделал все, чтобы он умер.
На Дороге я не улыбался уже целую вечность.
Но мальчик смотрел на меня и дарил свою улыбку. И жираф тоже улыбался.
Разве я мог не ответить?
А потом дети зашагали дальше.
И я тоже продолжил путь.
Я еще не говорил, но уже улыбался.
Впереди стелилась Дорога, бесконечная и вечная. Я знал, что пустота не проглотит меня, как бы ни старалась. Пусть она съест все мои воспоминания, но одно из них останется со мной навсегда.
Фандом: fandom Krapivin 2013
Автор: Paume
Бета: Kon, olya11
Размер: мини, 1010 слов
Произведение: «Полосатый жираф Алик»
Персонажи: Человек в сером камуфляже, мальчик Коптилка
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Предупреждение: гибель ребенка
Краткое содержание: Не гореть — это так плохо.
читать дальшеМеня убили в ясный осенний день.
Солнце низко висело в небе, трава путалась в ногах, когда мы шли через пустырь. Трава была слишком высокой, и в ней пряталась моя смерть.
Я даже не помню того человека. Только дуло, черную крошечную дыру. Я всего лишь обернулся на мгновение, а смерть уже нашла в прицеле мое лицо.
Мой напарник кричал, а пуля летела в меня. Мне кажется, что я ее видел.
Она обожгла меня и погасила. Как свечу.
Я не думал, что это так плохо — когда ты не горишь.
Мутно и тяжело. Мысли стали тусклыми, а желания — размытыми и приглушенными. Я еще отчетливо помнил, как жил, работал, общался, строил планы и, может быть, любил.
Со временем — если после смерти вообще бывает время — воспоминания поблекли. Я стал путаться в событиях, а некоторые просто забывать. Я знал, что они были, — по той пустоте, что оставалась на их месте. Ничего не приходило им на смену. Я пустел. Даже не тлел, просто не горел.
И по Дороге шел уже целую вечность.
Я встречал разных людей. Некоторые не замечали меня, и я понимал, что они потеряли все свои воспоминания, полностью. Проходить рядом с ними было жутко — казалось, что их пустота готова засосать и меня. Я не хотел становиться таким же. Пусть я и погас, но ведь помню еще. И не до конца опустевших людей я тоже встречал на Дороге. Они шли, улыбались, говорили, почти жили. Я не хотел опустеть и цеплялся за воспоминания, как за тончайшую ниточку. Чтобы сохранить хотя бы такую малость — идти, улыбаться, говорить и почти жить.
Но с каждым шагом, с каждым поворотом Дороги все равно что-нибудь терял.
Однажды мне расхотелось говорить. Я шел и только улыбался. Открыть рот и сказать простое «здравствуйте» вдруг оказалось неподъемным делом.
Я молчал и улыбался.
Я пустел — и понимал это.
Еще один отрезок вечности — и я перестану улыбаться. А потом — перестану идти. А после меня не станет совсем.
Я не знал, как погасшие люди исчезают с Дороги. И зачем она вообще нам нужна.
Мне было страшно.
И тогда я встретил детей.
По Дороге шагали мальчики и девочки, уставшие, но веселые.
Я бы прошел мимо. Мне уже давно не хотелось улыбаться. Да и они сторонились меня, я заметил.
Взгляд сам собой зацепился за лохматую голову и чумазые щеки. Глаза у мальчика были очень знакомые — темные, как переспелые вишни.
Я остановился и внимательно посмотрел на него.
Память каждый миг покидала меня по капле, вытекала тонкой струйкой. Как я ни старался, она пряталась от меня, а в душе разрастались черные дыры.
Но этого мальчика я вспомнил.
Собственный ужас потряс меня, привыкшего к размеренной бесчувственности Дороги.
Даже померещилось, что в груди дрогнуло сердце.
А потом я подумал, что раз все попадают на Дорогу, то и он должен был здесь оказаться.
Он был маленький, но я помнил его еще младше.
Наверное, так бывает — жизнь и смерть запоминаются несвязными урывками.
В руках мальчик держал игрушку. Жирафа.
Как и тогда.
Память вдруг обрела резкость, и на меня обрушился тот день. Пропахший теплой осенью и ржавым железом заброшенной стройки.
Мальчик выкатился нам под ноги неожиданно. Был он настороженный и взъерошенный. Застыл перед нами испуганным зайцем, обеими руками прижимая к груди старую, потрепанную игрушку. То ли коня, то ли осла. Я не разглядывал.
Мне бы улыбнуться им обоим, а я вместо этого по привычке шикнул:
— Эй, пацан, ты чего тут шастаешь?
Он развернулся и побежал, смешно перепрыгивая через брошенные балки.
— А ну стой! — прикрикнул я.
Мальчик припустил еще быстрее.
— А давай! — азартно сказал мой напарник, и мы ломанулись вдогонку.
Мальчик был маленьким и излучал страх.
Мы были большими и знали, что загоним его, от нас не уйдет никто.
Теперь-то я понимаю, что он ушел.
Я споткнулся о собственное всемогущество и рухнул вниз. Со всего размаха. Мы упали вместе. Только я остался на ногах. А мальчик... Он зацепился за старый железный прут и не просто упал, а полетел — чтобы разбиться.
Мы подбежали — еще в запале погони. Я не успел скрыть предвкушающую улыбку, а мальчик уже умер.
Я не верил, потыкал его в бок ногой.
«Вставай», — хотел сказать я.
Слова застряли в горле.
Мальчик ударился головой о бетонную балку. До этого я никогда не думал, что у детей такие хрупкие косточки.
Я опустился перед ним на корточки и потрогал. Я думал, что мне кажется, но кровь лилась прямо в темные, широко раскрытые, удивленные глаза. На темени я нащупал тонкую трещину.
— Добегался, — сказал напарник.
Я старательно забывал этот случай. Я не был виноват. Я повторял себе это вновь и вновь: я не виноват. Мальчик сам побежал, сам зацепился, и вообще — с какой стати его занесло на эту дурацкую стройку!
Как раз этого мне и не хотелось оставлять в памяти. Я-то думал, что вытравил из нее этот случай.
Но мальчик посмотрел на меня такими знакомыми глазами, и я тут же вспомнил, какими мертвыми они были, и как кровь заливала его лицо и мои пальцы, и какой мягкой была его разбитая голова.
Мальчик не узнал меня.
Он поймал мой взгляд и улыбнулся.
Он прижимал к груди ту же самую игрушку, и теперь я увидел, что это жираф. Даже удивился, как можно было спутать его с конем.
Жираф вытягивал длинную шею и смотрел так же доверчиво, как и мальчик.
Я оглядел себя и увидел, что форма обносилась, стала серой и потрепанной. Сапоги порвались, и я уже давно шагал босиком.
Мальчик не узнал меня.
Облегчение чуть не выбило землю у меня из-под ног.
И только теперь я признался сам себе.
Я виноват.
Я убил его.
Маленького и доверчивого, нежного и хрупкого.
Ребенка.
Как легко он упал, вспомнил я. Как легко сломался. Там, где взрослый — сильный, выносливый, вроде меня — только ушибется, он разбился насмерть.
И это я не уследил за ним.
Я был рядом. И я сделал все, чтобы он умер.
На Дороге я не улыбался уже целую вечность.
Но мальчик смотрел на меня и дарил свою улыбку. И жираф тоже улыбался.
Разве я мог не ответить?
А потом дети зашагали дальше.
И я тоже продолжил путь.
Я еще не говорил, но уже улыбался.
Впереди стелилась Дорога, бесконечная и вечная. Я знал, что пустота не проглотит меня, как бы ни старалась. Пусть она съест все мои воспоминания, но одно из них останется со мной навсегда.
@темы: Крапивин