Название: Джинн
Фандом: Daiya no A
Автор: Paume
Бета: olya11
Размер: ~5700 слов
Персонажи: Миюки Кадзуя, Курамоти Ёити
Категория: джен
Жанр: АУ, драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: Кадзуе десять лет, и он умеет исполнять чужие желания, а Курамоти дважды по десять, и он, вообще-то, ничего не хочет.
Предупреждение: драма; вы уверены, что это смерть персонажа?
Примечание: текст по артам: раз, два

читать дальшеКадзуя только развернулся, как дверь захлопнулась прямо перед его лицом, заставив отпрянуть. Позади были ступеньки, и он чуть было не упал, но взмахнул руками и удержался.
Одежда намокла мгновенно, с козырька бейсболки закапало. Кадзуя рассерженно запрокинул голову и посмотрел в небо. Ничего особенного он там не увидел. Был поздний вечер, тучи висели низко, черные, как и все вокруг. Ливень штриховкой резал воздух, и от него было больно лицу.
Кадзуя поежился, сунул мокрые руки в еще не настолько мокрые карманы и придвинулся назад к двери. Пусть козырек над ней и был узким, но какое-никакое — а укрытие.
Лысый его как будто ждал — он тут же распахнул дверь и заорал:
— Я тебя куда отправил? А ну пошел на прогулку!
И в этот раз уже спихнул с крыльца.
Кадзуя слетел по ступенькам, цепляясь за перила — не хватало только расшибиться, — и шлепнулся в грязь. Струи дождя, как мелкие гвоздики, приколачивали его к земле. Но он все равно поднялся.
— Сделай так, чтобы дождь закончился, иначе будешь до утра гулять! — крикнул Лысый и захлопнул дверь.
— Ага, разбежался, — пробурчал Кадзуя. — Замечательный же дождик.
Он побежал по садовой дорожке, чтобы хоть капельку согреться и ни в коем случае не думать о том, что хорошо бы дождь закончился.
Ровно неделю назад он решил, что больше не будет хотеть того же, что и другие. От чужих желаний тошнило, кружилась голова, а как-то раз грудь словно стиснуло, он долго не мог вздохнуть, и даже Лысый забегал в тревоге.
Кадзуя не знал, сколько из своих десяти лет он не отличал чужие желания от собственных и сколько раз болел только из-за того, что исполнял их. Раньше его умели убалтывать, но в последнее время он начал различать свое и чужое, как будто кто-то проводил тонкую линию, разграничивая и нашептывая: это не твое, молчи, терпи, не желай.
И Кадзуя перестал желать.
Два дня назад его отдали на попечение Лысому, вот уж кто не выбирал методы внушения. Кадзуя потер шею, по которой за эти два дня попало столько раз, что любой другой уже задумался бы… над своим поведением.
— Не дождетесь, — неподвижными от холода губами прошептал Кадзуя. — Лей, дождик, лей.
Он пробежал по дорожке, свернул к саду камней, попрыгал через лужи, один раз поскользнулся, забираясь на камни, нашел в глубине сада чашу фонтана — она белела в темноте, и Кадзуя долго пытался понять, что это такое.
А потом он выскочил к высокой ограде и пошел вдоль нее. Где-то далеко пролаяли собаки, и Кадзуя подпрыгнул на месте, боязливо оглядываясь. Он совсем забыл про собак, а этот дом охраняли строго — Кадзуя вечно боялся выходить в сад без сопровождения.
Он почувствовал, как от страха быстро забилось сердце, и ускорил шаг, стараясь поскорее выйти к воротам. Там, в пропускной будке, наверняка кто-нибудь сидит, может, даже Свистун. А Свистун Кадзую никогда не обижал. Иногда только рассказывал, чего бы ему хотелось, и вопросительно смотрел на него. Кадзуе было неловко, но он совсем не желал, чтобы Свистун нашел клад и уехал жить в Америку, Свистун нужен был ему самому.
Кадзуе показалось, что собаки залаяли ближе, а в глубине сада раздался шорох, как будто они неслись к ограде, почуяв его.
Он ускорил шаг, а потом, подгоняемый паникой, и вовсе побежал.
Лай вдруг затих — так же внезапно, как и начался. И Кадзуя подумал, что ему могло и показаться. А уж если кто-то из оставшихся в доме захотел, чтобы Кадзуя испугался, то лай мог быть просто чьим-то издевательским желанием, которое он случайно исполнил.
— Лейся, дождик, — мстительно сказал Кадзуя.
В пропускной будке светилось окошко и тарахтел телевизор. Кадзуя поднялся на цыпочки, чтобы рассмотреть, кто там сидит, но никого не увидел. Он обошел будку и остановился, не поверив своим глазам. Узкая дверь с окошком была распахнута настежь, в будке никого не было, зато была открыта калитка. Кадзуя несмело шагнул вперед, внимательно оглядываясь по сторонам, а потом вдруг пригнулся и, крадучись, вышел за калитку.
Никто его не окликнул.
Кадзуя оглянулся на будку, ворота и темный сад, в котором затерялся богатый старинный дом. Дождь лил не стихая, вокруг не было ни души, и Кадзуя сорвался с места и побежал по дороге прочь. Ему казалось, что у него выросли крылья и он не бежит, а летит.
Никто не погнался за ним, не крикнул вслед, вообще никто ничего не заметил.
Кадзуя пробежал по подъездной дороге и выскочил на большой перекресток — сияющий рекламой, пустынный из-за дождя, — настоящий городской перекресток.
— Йоху! — воскликнул Кадзуя и даже подпрыгнул. — Замечательный дождик! — крикнул он громко. — Не заканчивайся!

***

Курамоти заметил мальчишку случайно, и только тогда, когда тот кошкой прыгнул под стойку. До этого он сидел тихонько в самом углу, закрытый поломанным стулом, и никто не обращал на него внимания. И двигался он так стремительно, что никто не успевал его заметить.
У Курамоти хоть и был наметанный глаз, но вначале он все равно увидел лишь его рывок к столикам, к брошенным без присмотра тарелкам, и только потом разглядел самого мальчишку. Тот уселся в углу, скрестив ноги, и ел быстро и с удовольствием, прямо руками, вытирая пальцы о стащенное у официанта полотенце. Лет семи-восьми на вид, в сдвинутой на бок бейсболке и явно большой ему одежде.
«Чей-то беглец?» — подумал Курамоти с интересом.
Он сходил к стойке за очередной порцией пива, внимательно приглядываясь к мальчику. Тот замер, когда Курамоти оказался слишком близко, вжался в угол и действительно почти слился с тенью.
Курамоти восхищенно присвистнул — мальчишка знал толк в конспирации. Он не стал возвращаться к столику, а сел у стойки, повернувшись лицом к залу. Музыка гремела в ушах, освещение сумасшедше мигало, Курамоти не спеша потягивал пиво, а мальчишка потихоньку расслаблялся и даже немного ожил — наклонился к стакану с водой, стоящему перед ним на полу. Курамоти наблюдал за мальчишкой краем глаза, поэтому когда в зале вдруг погас, а потом вспыхнул яркий свет, испытал то же чувство удивления и страха, что и все остальные посетители клуба.
Только этого не хватало — попасть в самую гущу чьих-то разборок, подумал с досадой Курамоти, наклоняя голову и прикрывая ее руками.
Пришедшие никого не трогали, окриками потребовали тишины, забегали по залу, словно кого-то искали. Курамоти вспомнил про мальчишку и украдкой посмотрел в его сторону.
Мальчишка сосредоточенно прятался в углу, при ярком свете он оказался чуть старше и не таким оборвышем. Из зала его не было видно, но если бы кто-то подошел к стойке…
На середину зала выволокли охранника, дежурившего у входа.
— …ребенок... — услышал Курамоти обрывок требований.
— Я не видел! Какой ребенок, это же клуб для взрослых! — в страхе частил охранник.
На него наставили оружие, и кто-то из посетителей в панике взвизгнул.
— Видео показало мальчика, — громко заявил один из пришедших. — Мальчик лет десяти. Где-то в зале есть мальчик. Осмотритесь все! Нам ничего больше не надо — только мальчик!
«Вот шустряк», — подумал Курамоти и снова скосил взгляд в сторону мальчишки.
Тот перестал жаться в угол, зато полез под стойку, в узкий проем между нею и полом.
«Застрянет? — азартно подумал Курамоти, а потом: — Интересно, что ты натворил?»
Автоматная очередь прозвучала внезапно, перечертила едва сдерживаемое беспокойство и запустила панику. Люди закричали и ломанулись кто куда — на выход, в туалеты, к окнам.
«А вот это уже серьезно».
Курамоти перемахнул через стойку и мягко приземлился на пол рядом с тихо сидящим мальчиком. Он схватил его в охапку и зажал рот, не давая ни дать деру, ни закричать. Глаза мальчишки вспыхнули не паникой — яростью, он не стал вырываться, а со всей силы ударил Курамоти пяткой в живот. Курамоти на мгновение задохнулся, но мальчишку не отпустил, навалился сверху и произнес в ухо:
— Я не сдам тебя, просто посиди тихо.
Мальчишка понял его с первого же раза, и Курамоти мимоходом удивился его собранности. Он осторожно убрал руку от его рта и, не спуская глаз с мальчишки, медленно сел, привалившись к стойке спиной.
Мальчишка стрельнул взглядом вдоль прохода, но Курамоти не повелся, сказал:
— Там никого нет, бармен выбежал отсюда сразу же, как погас свет, и сейчас прячется в подсобке.
— Чего тебе надо? — неприветливо спросил мальчишка.
Курамоти пожал плечами и ухмыльнулся:
— Пока — ничего.
Мальчишка медленно нагнулся за слетевшей с головы бейсболкой и процедил сквозь зубы:
— Вы бы не лезли, дяденька, за меня вряд ли вам денег дадут.
— Ух ты, важная какая птица! — воскликнул дурашливо Курамоти. — Высшая награда за твою поимку причитается, что ли?
«Пуля?» — прикинул он и почувствовал, как волнение поднимается в груди, заставляя думать быстрее и предвкушать очередное необычное дело.
Мальчишка посмотрел на него с неожиданной снисходительной жалостью, и Курамоти показалось, что прямо сейчас он делает самую огромную ошибку в своей жизни.
Общая истерика в зале спала, пара человек еще пытались кричать, но потом повисла зловещая тишина. Только тяжелые шаги ударяли об пол, все ближе и ближе к стойке.
Курамоти нервно облизнул пересохшие от волнения губы.
— Они нас не найдут, — сказал он. Было не похоже, чтобы мальчик боялся, но Курамоти понял, что сам он не может не бояться за него. — Дойдут до стойки и повернут назад, не станут заглядывать. Они тупые лбы, иначе не стали бы стрелять в зале, полном людей.
— Не найдут? — спросил мальчик, и по тому, как неуверенно он это сказал, Курамоти понял, что ему все-таки страшно.
— Нет, — соврал он и подумал, что хоть шансов у них меньше процента, а все равно — очень хочется, чтобы их не обнаружили.
Вот бы и в самом деле не нашли?
Мальчик вздрогнул всем телом, схватился за живот, кувыркнулся на колени и ударился об пол лбом.
— Здесь никого нет! — крикнули над головой у Курамоти.
Шаги отдалились, Курамоти кинулся к мальчику, перевернул на спину, приложил ухо к груди — сердце билось быстро, как у птицы.

***

На лбу вспухла шишка. Кадзуя пытался потереть ее, и каждый раз голова отзывалась болью. Это же надо было так расшибиться, огорченно подумал он.
Его кинуло в откат слишком внезапно, он и представить не мог, что сможет так быстро настроиться на чье-то желание. Но странный парень как будто сам читал его мысли, или же они просто подумали об одном и том же одновременно, — и Кадзуя исполнил его желание мгновенно. Может, и откат получился слишком сильным именно поэтому. Кадзуя помнил, как его согрело теплом от самого горла до пальцев на ногах, а потом ударило в грудь, он испугался и забыл, где верх, а где низ, а потом и вовсе перестал что-либо видеть. Наверное, именно тогда он и упал, лбом в пол.
А когда снова начал осознавать себя, понял, что его несут на руках.
То есть, сначала не понял. Это было так непривычно. Его никогда не носили на руках. Лысый, если спешил куда, мог перекинуть через плечо — как мешок. Или вовсе зажать под мышкой — неудобно и до боли неприятно. Лысый был здоровый, а Кадзуя — мелкота залетная. И незнакомый парень тоже был большой. У него были большие руки, а через его куртку Кадзуя чувствовал, как он глубоко дышит и как напрягаются мышцы у него на груди, когда он прижимает Кадзую к себе покрепче, или перехватывает поудобнее, когда поворачивает или просто ускоряет шаг, или отворяет дверь.
Кадзуя не стал показывать, что с ним уже все в порядке, так и держался расслабленно, не открывая глаз, иногда только подглядывал и тут же зажмуривался. Шагал парень неровно, спешил, иногда бежал, и Кадзуя жалел, что не может запомнить дорогу.
В клуб он пробрался, затерявшись под ногами большой компании, когда живот уже сводило от голода и он был готов рискнуть безопасностью ради любой еды. Парень тоже подвернулся вовремя, Кадзуя позволял ему нести себя и ждал момента, чтобы улизнуть.
Уличный воздух вдруг закончился, в нос ударил запах гнилого мусора, парень начал подниматься по лестнице, и Кадзуя встревожился, потому что его явно несли в квартиру.
У дверей парень очень осторожно присел на корточки, перехватил Кадзую одной рукой за спину, поддержал коленями и достал из кармана ключи, не вставая, отпер квартиру, ключи закинул внутрь и только потом снова поднял Кадзую на руки, занес в комнату и положил на что-то мягкое.
Кадзуя приоткрыл глаз — он лежал на футоне, а парень, повернувшись к нему спиной, запирал дверь и звонил кому-то по мобильному.
На одно мгновение Кадзуя испугался, что его прямо сейчас и сдадут. Он чуть было не вскочил, но вовремя вспомнил, что парень только что унес его от Лысого с компанией. Поэтому он успокоил дыхание и стал ждать, что же будет дальше.
— Алло! Док, это Курамоти, — сказал парень приглушенно. Трубка ответила ему недовольным рыком. — Да, поздно, знаю. Прости, буду должен. У меня тут… человек без сознания... — От неожиданности Кадзуя распахнул глаза, пристально всматриваясь в парня. — Нет, я не знаю, что с ним. То ли ударился сильно… лбом приложился… да. Или плохо стало, не знаю… Что? — парень обернулся и посмотрел на Кадзую. Взгляд у него был встревоженный, голос тоже. — Был в порядке, мы с ним даже говорили…
Курамоти осекся и опустил руку с телефоном. Кадзуя запоздало зажмурился, а потом сдался и открыл глаза, потрогал болючий лоб, нащупал шишку и, шипя, сел на футоне. Улыбнулся широко и пропел:
— Привет, дяденька!
И даже рукой помахал.
Курамоти поднес к уху телефон, сказал:
— Спасибо, док. Он пришел в себя, — и нажал отбой.
Он постоял немного, разглядывая Кадзую, а потом двинулся вперед. Кадзуя, не переставая улыбаться, быстро-быстро пополз назад, уперевшись в стену, встал на ноги и зыркнул по сторонам, прикидывая, куда бежать, если что. Хорошо, что Курамоти остановился не доходя до него. Сунул руки в карманы, покачивался с пятки на носок и разглядывал исподлобья.
— Я… пойду? — дружелюбно спросил Кадзуя и попытался бочком пробраться к дверям.
— И куда? — точно так же дружелюбно поинтересовался Курамоти и ненароком развернулся, перекрывая все пути к выходу.
Кадзуя неопределенно махнул рукой, от улыбки уже щеки болели, но выдать, насколько ему страшно, было еще хуже.
Курамоти в ответ красноречиво хмыкнул.
— Куда-нибудь? — предположил Кадзуя. — Главное, что у вас меня не будет, правда? И никто к вам за мной не придет, и стрелять не начнет, да, дяденька?
— Надо же, — сказал в ответ Курамоти, — какого племянничка я подобрал.
Он совсем не слушал Кадзую и никуда не собирался отпускать.
Может, и продаст, подумал Кадзуя. Пару лет назад, еще до того, как к нему приставили Лысого, Кадзую уже продавали. И, вообще-то, ничего страшного в этом не было. Кадзуя увидел, каких денег он стоит, потом его долго никуда одного не отпускали — даже в туалет, но постепенно все успокоилось, а сейчас, когда он научился не поддаваться чужим желаниям, Лысому даже разрешили его колотить.
Ну, продаст меня этот Курамоти, подумал Кадзуя рассудительно. Но точно не сейчас.
Он две ночи спал в коробках возле мусорных баков, и футон на полу вдруг показался очень заманчивым. А утром можно снова убежать.

***

Курамоти не стал выяснять подробности, где носило мальчишку до того, как он попался ему в клубе. Вонял он, как помойный котенок, и был настолько же грязен. Поэтому Курамоти первым делом затолкал его в ванную. Мальчишка не сопротивлялся, хотя поглядывал с опаской, изредка сверкал обезоруживающей улыбкой, и Курамоти чувствовал, что поддается его обаянию.
Пока мальчик, стыдливо отвернувшись, мылся, Курамоти закинул всю его одежду, и даже бейсболку, в стиральную машину. Мальчик так явно приуныл, что у Курамоти вырвалось:
— Не переживай, до утра высохнет, тогда и удерешь от меня.
Мальчик покраснел, но спустя мгновение уже сверкнул улыбкой и продолжил размазывать по себе мыльную пену.
Когда он вымылся, Курамоти завернул его в большую простыню и помог вытереть голову. Мальчик послушно стоял перед ним и крутил вокруг себя простыню, потом вскинул голову и довольно воскликнул:
— Я как привидение, да?
Курамоти рассмеялся, подхватил его на руки — он был очень худой и оттого казалось, что руки и ноги у него несоразмерно длинные, — и сказал:
— Какое ты привидение! Ты гусеница!
Мальчик с хохотом попытался вывернуться, Курамоти, удерживая его двумя руками, вынес из ванной и положил на футон.
— А теперь — спать! — строгим голосом сказал он.
Но мальчик на строгость не повелся, он улыбался, пока не заснул, и даже тогда губы изредка подрагивали, словно ему снилось что-то очень хорошее.
Тогда Курамоти даже приблизительно не представлял, какие проблемы принес домой вместе с ним.
Под утро он проснулся от неясного ощущения беды, широко распахнул глаза и резко сел. Было еще очень рано, на улице только начало светлеть, мальчик крепко спал, раскинув руки. Он соскользнул во сне с футона и лежал под окном на полу. Курамоти тоже только что спал на полу, только по другую сторону от футона — запасного у него не было.
Курамоти поднялся, перешагнул через мальчика и остановился у окна. На темной улице уже не горели фонари, до восхода оставался почти час. Черную «тойоту» Курамоти разглядел каким-то шестым чувством. Ее спрятали от любопытных глаз, но те, кто в ней сидел, курили, и огоньки от сигарет рассекали темноту.
Двое, прикинул Курамоти.
Все еще надеяться, что явились они не по его душу, было опасно.
Мальчик проснулся быстро и бесшумно. Открыл широко глаза, когда Курамоти потряс его за плечо, и спустя мгновение уже поднялся.
Одежда его не высохла. Курамоти с досадой ощупал штаны и майку, мальчик подошел к нему и рассудительно сказал:
— Не страшно, на мне досохнет.
— Нет, подожди, — ответил Курамоти, отодвинул мальчика в сторону и отворил шкаф. Где-то в глубине лежала коробка, Курамоти поспешно вывалил на пол все свои вещи и достал ее.
— А что это? — опасливо спросил мальчик.
Курамоти отшвырнул крышку и вынул футболку — она лежала сверху.
— Форма, — сказал он коротко. — Она тебе будет большевата, — он кинул на него взгляд, — но не намного. Одевайся.
Мальчик заглянул в протянутую коробку и спросил:
— Настоящая?
Курамоти усмехнулся:
— Настоящее некуда.
— Бейсбольная? — выдохнул мальчик.
— Скорее, — поторопил Курамоти. — У нас нет времени.
Это была самая первая форма Курамоти, та, в которой он выступал за свою школу, когда начал играть в бейсбол. Он быстро вырос из нее, поэтому она и сохранилась. Зачем Курамоти таскал ее за собой с квартиры на квартиру, он не мог объяснить. Он давно не открывал коробку, и ткань пахла лежалым, но, наверное, оно того стоило — хотя бы ради восторга, с которым одевал ее странный неунывающий мальчик.
— Кто-то караулит тебя внизу, — сказал Курамоти.
Мальчик поежился и тут же вскинул голову и ослепил Курамоти светлой улыбкой.
— Клан Хаттори. Они меня ищут.
— Кто? — изумился и почти испугался Курамоти. — Ты что-то у них украл? — спросил он и подумал: «Лучше сразу вернуть».
— Да, — кивнул мальчик. — Я украл себя.
— Вот так прямо себя! — не поверил Курамоти. — Ты разве вещь?
Мальчик даже задумался, потом помотал головой и снова улыбнулся.
— Нет! — убежденно сказал он. — Я больше! Я Кадзуя.

***

Кадзуя не переставая трогал свою новую одежду, разглядывал пуговицы и поправлял ремень на штанах. Бежал за Курамоти и старался так помахать руками, чтобы почувствовать: вот он, вот — в настоящей бейсбольной форме!
— Здесь поедим, — сказал Курамоти, заворачивая в небольшую раменную, и только тогда Кадзуя опомнился.
Он сел за стол напротив Курамоти, подождал, пока тот сделает заказ, и спросил:
— Куда мы идем?
Курамоти посмотрел на него так, как будто впервые увидел. Кадзуя встревожился, быстро зыркнул по сторонам и даже немного приподнялся, готовый тут же дать деру.
— Раз нас ищут, — ответил Курамоти. — то стоит отсидеться где-нибудь несколько дней. У меня есть такая типа берлога, не здесь, в Токио, там и поживем пока.
У Кадзуи вспотели ладони, когда он понял:
— Мы поедем в другой город?
— Пешком не дойдем, — улыбнулся Курамоти.
— На поезде? — воскликнул Кадзуя.
— Нет, автобусом.
— А, — сразу сник Кадзуя. — На автобусе я ездил.
Им принесли еду, Кадзуя взялся за палочки и снова опомнился — он только что хотел убежать и опять об этом забыл. Курамоти быстро ел, Кадзуя завороженно смотрел, как мелькают его палочки, и все не мог взять в толк, почему постоянно отвлекается даже просто от мыслей о побеге.
— Это не тебя ищут, а меня, — сказал он.
— Может быть, — кивнул Курамоти.
— Ты можешь меня отдать, — пряча взгляд, предложил Кадзуя.
— Могу, — снова согласился Курамоти. — Но не буду. Не люблю, когда от меня хотят чего-то добиться силой. — Он придвинул тарелку поближе к Кадзуе. — Ешь давай, потом наговоришься.
И Кадзуя послушался.
Он решил пока остаться, но очень внимательно следить за Курамоти. И как только тот решит, что за него дают хорошую плату, — вот тогда и бежать.
Курамоти шел быстрым шагом, часто оглядывался на Кадзую, останавливался с досадой, ждал. Кадзуя старался не отставать, но они все шли и шли, и он устал. Спина у Курамоти была большая и широкая, куртка мялась при ходьбе, и через какое-то время Кадзуя уже знал, в какую картинку соберутся на ней складки. Линия. Треугольник. А на повороте — целый кораблик. Свистун однажды нарисовал ему такой — палочкой на песке. А Лысый затоптал и прогнал Кадзую в дом.
Курамоти завернул за угол и тут же шагнул назад, одной рукой толкнул Кадзую к стене. Кадзуя не ожидал этого и поэтому ударился спиной так, что дыхание перехватило. Он сумел подавить вскрик, только зажмурился от боли.
— Нет, показалось, — сказал себе Курамоти. — Пошли.
Он дернул Кадзую за шиворот:
— Эй, ты в порядке?
Кадзуе показалось, что он ослышался.
— Я? — переспросил он. — Д-да.
— Я тебя сильно толкнул, что ли? — Курамоти присел перед ним на корточки и положил руки на плечи, заглядывая в глаза. — Живой? Ничего не болит?
Кадзуя вывернулся, отодвинулся.
— Все хорошо, — сказал он, чувствуя себя очень неловко, и отвернулся. — Пойдем дальше. Долго еще?
— Да нет, — ответил Курамоти, поднимаясь. — Мы уже на месте.
Они вышли к большой автостанции, и вот там, когда Курамоти пошел к автомату за билетами, Кадзуя понял, как сильно попал.
Он сел в сторонке на пол, то ли потому, что устал, то ли потому, что закружилась голова, и смотрел, как Курамоти тыкает пальцем в экран автомата.
Автобус — тоже неплохо, подумал Кадзуя. Но поезд он даже не видел ни разу, только по телевизору, и было бы здорово… Кадзуя закрыл глаза и представил длинную череду вагонов.
А потом негромко выругался Курамоти, и тут же Кадзую знакомо ударило в грудь. Он не ждал отката, поэтому не сумел вовремя среагировать и опрокинулся на спину, приложился ощутимо затылком и бестолково уставился в потолок.
— Кадзуя!
Курамоти подбежал к нему, опустился на колени, помогая подняться. Кадзуя вдруг сильно разозлился, молча вырвался, встал на ноги. Курамоти посмотрел на него снизу вверх, и Кадзуя точно знал, что он сейчас скажет.
— Билетов нет, — развел руками Курамоти.
— Решил прокатить меня на поезде? — недовольно спросил Кадзуя.
— Можно попробовать, — улыбнулся Курамоти.
Кадзуя снова пошел за ним, но теперь ему все стало ясно. Это не усталость валила его с ног, это откаты. Он их не замечал, потому что по отдельности они слишком легкие для него, но за день наслоились, как толстый пирог. Кадзуя всегда был быстрым, он не мог так сильно отставать от Курамоти, надо было сразу догадаться, что что-то не так. А Курамоти, оказывается, нет смысла даже озвучивать свои желания, потому что они вместе хотят одного и того же — чтобы никто не попался им на пути, чтобы дождь не начался, чтобы зеленый свет скорее загорелся — потому что надоело ждать. Это даже не исполнение чужих желаний, потому что они все — его, Кадзуи, собственные. Просто ничего бы не случилось без Курамоти.
«Надо потеряться, — думал Кадзуя, шагая за ним, как привязанный. — Прямо сейчас. Иначе заболею».
Он остановился, Курамоти постепенно отдалялся, куртка морщилась у него на спине.
«Интересно, — подумал Кадзуя, пускаясь вдогонку, — а на поезд билеты будут?»

***

В какой-то момент Курамоти взял мальчика за руку — чтобы не отставал, слишком часто приходилось его ждать. Мальчик вначале настороженно шел с ним вровень, ладошка в руке Курамоти была как деревянная, а потом расслабилась, и даже пальцы едва ощутимо сжались вокруг ладони.
Мальчик был странный, недоверчивый, но с обескураживающе широкой улыбкой. На вид — маленький, но его быстрому уму мог позавидовать и взрослый.
— Сколько тебе лет? — спросил Курамоти.
— Десять? — спросил в ответ мальчик и посмотрел на него снизу вверх.
— Это ты должен знать, — проговорил Курамоти.
Мальчик пожал плечами, похоже, его это мало интересовало.
— Где твои родители? — попытался узнать Курамоти.
Мальчик напрягся, ответил негромко:
— У меня их нет.
Курамоти показалось, что он над ним издевается.
— С кем ты живешь?
Мальчик фыркнул:
— Сейчас — с тобой, а вчера сам по себе.
— В какую школу ходишь?
— Куда? — удивился мальчик.
«Ладно, проехали», — сказал себе Курамоти и спросил:
— За какую команду ты болеешь?
— За Тигров! — воскликнул мальчик. — И за Янкиз! Лысый часто смотрит матчи и мне разрешает смотреть, не прогоняет.
Лысый — это тот идиот, который начал пальбу в клубе. И чем больше Кадзуя о нем рассказывал, тем меньше он нравился Курамоти. О себе он рассказывал охотно, но Курамоти все равно казалось, что его водят за нос. Он готов был поверить, что мальчика действительно держали в изоляции от всего мира и следили чуть ли не за каждым шагом. Он не сомневался, что мальчик сумел удрать из-под такого присмотра, он явно был на это способен.
Но что в нем такое, в этом Кадзуе, Курамоти не понимал. А еще он чувствовал, что мальчик ловко уводит разговор в сторону каждый раз, как Курамоти спрашивает его об этом. Контраст между честными ответами и умалчиванием сбивал с толку.
— Тебе бы питчером играть, — сказал Курамоти в сердцах. — Или кетчером.
— Правда? — мальчик вскинул вверх засиявшее лицо. — А почему?
— Слишком умный, — фыркнул Курамоти.
Мальчик радостно вдохнул и поскакал, крепко держась за руку Курамоти, а потом вдруг как споткнулся, испуганно глянул из-под челки и перешел на шаг.
— Да прыгай уже, — разрешил ему Курамоти.
Вот теперь можно было поверить, что ему десять лет.
«Пусть бы были билеты на чертов поезд», — подумал Курамоти.
В этот раз автомат послушно продал ему два билета на поезд, который отправлялся через три часа. К ночи они приехали бы к Курамоти на запасную квартиру. Так как за весь день никто их не выследил, Курамоти надеялся, что и про квартиру не узнают. Но как же быстро они выследили его от клуба!
«Что не так с этим мальчиком?» — думал Курамоти, сжимая в руке непоседливую ладошку.
— У нас еще пара часов есть, — сказал он. — Можно пообедать.
Они обогнули станцию, поднялись по лестнице и вышли к жилым кварталам. Вывеска очередной раменной раскачивалась на ветру. Они почти дошли до нее, когда мальчик вдруг остановился и посмотрел в просвет между домами.
— Это что? — неуверенно спросил он. — Это бейсбольное поле?
Курамоти подошел к нему и посмотрел в ту же сторону. Обычное дворовое бейсбольное поле, огороженное невысокой сеткой.
— Настоящее? — спросил Кадзуя с тихой надеждой в голосе.
У Курамоти почему-то горло перехватило, он не смог ничего сказать, а только кивнул. Мальчик умоляюще смотрел на него, и Курамоти взял его за руку и повел между домами. Раменная осталась за спиной.

***

Когда-то очень давно Кадзую брали на колени, не Лысый, нет. Свистун пару раз. И тот господин, Хаттори, который больше всех ждал от него исполнения своих желаний. Иногда Кадзуя думал, что надо было не вертеться волчком, а вести себя хорошо-хорошо, не задавать сразу миллион вопросов и сидеть, опустив голову, чтобы господину Хаттори было удобно приглаживать ему волосы. Но Кадзуя был непослушным, Лысый ему так и сказал: «Доигрался, щенок», — и Кадзуя долго плакал, вспоминая, как вцепился зубами в ласковую руку. Потом, правда, перестал. Каким бы добрым ни был с ним господин Хаттори, все его улыбки, долгие разговоры, сочувствие и ласка — все заканчивалось вместе с очередным откатом.
Господин Хаттори не разрешал никому близко подходить к Кадзуе, только Лысому, и только по делу. Наверное, он думал, что так оберегает его от лишних желаний. Но Кадзуя подрос и научился сам себя беречь.
Когда Курамоти вел его на бейсбольное поле, Кадзуя понял, что не знает, как уберечь себя от собственных желаний и от человека, который их исполняет.
— Кем будешь? — спросил Курамоти, подходя к дому и ногой отчищая пластину.
— Питчером! — воскликнул Кадзуя и побежал на горку.
По примеру Курамоти он старательно почистил пластину, постоял на ней, попрыгал, повернулся к дому и крикнул:
— Готов?
Курамоти принял стойку и крепко стиснул в руках воображаемую биту.
— Я выбью хоумран! — громко прорычал он.
Кадзуя засмеялся. Потом представил, что в руке у него мяч, выступил вперед и взмахнул рукой.
Курамоти стремительно развернулся всем корпусом.
— Ух ты! — воскликнул Кадзуя.
— А ты как думал! — крикнул весело Курамоти. — Я не один год в бейсбол играл. Но ты пока выигрываешь. Страйк!
Кадзуя снова встал боком к дому.
— Наверное, ты знаешь кучу подач! — жалобно воскликнул Курамоти. — Будь со мной помягче, о гениальный питчер!
— Я знаю все! — азартно включился Кадзуя и снова взмахнул рукой, посылая воображаемый мячик в перчатку воображаемого кетчера.
Ему показалось, что от дома донесся стук мяча о биту.
— Я отбил! — крикнул Курамоти. — Лови его! Лови!
Кадзуя поднял вверх руку и запрокинул голову. Он знал, что мячика нет. И в то же время очень хотел, чтобы он…
Откат сбил его с ног тяжелым ударом, аж в ушах зазвенело. Мячик шлепнулся в песок в паре шагов от горки и еще немного прокатился вперед. Кадзуя ударился спиной о землю и открытым ртом попытался вдохнуть. Воздуха не было, и стало так страшно, что Кадзуя ощутил, как из глаз льются слезы. И тут же его отпустило, он прерывисто вздохнул и закашлялся.
— Кадзуя! Кадзуя! — Курамоти подхватил его на руки, сел вместе с ним на землю и встревоженно заглянул в лицо. — Что с тобой?
«Ничего, — подумал Кадзуя. — Просто я никогда раньше ничего не создавал».
Господин Хаттори не раз пытался уговорить его на такие желания. И Кадзуя даже старался. Но у него никогда не получалось. Сделать так, чтобы изменилась погода, — да. Чтобы сошел с рельсов поезд — да. Чтобы сломался телефон — да. Но чтобы что-то взяло и появилось из ниоткуда — нет.
Кадзуя выбрался из рук Курамоти, встал и рукавом вытер грязное лицо. По щеке размазалось что-то мокрое. Кадзуя посмотрел на рукав и увидел на нем красную полосу. И тут же под ноги закапала кровь из носа.
Курамоти схватил его, снова посадил на землю, заставил опустить голову, зажал нос пальцами, пробормотал:
— Сейчас пройдет, не бойся.
«Как не бояться? — подумал Кадзуя беспомощно. — Из-за какого-то маленького мячика такой сильный откат».
Он позволял Курамоти обнимать себя за плечи, сидел тихонько.
— Кадзуя, — спросил Курамоти нерешительно. — Скажи мне, ты поэтому убежал? Ты чем-то болен?
«Прямо сейчас, — решил Кадзуя. — Мы выйдем с поля, и я убегу снова».
Но у него ничего не получилось, потому что когда они вышли с поля, Курамоти подстрелили.

***

Лысый, о котором нет-нет да и говорил Кадзуя, оказался действительно лысым. И стрелял он снайперски, хладнокровно и на поражение. Курамоти сам был виноват в том, что получил пулю в плечо, — расслабился, уверенный, что оторвался от преследования. Хорошо, что со стороны дворового бейсбольного поля их никто не ждал, поэтому Курамоти успел отреагировать и его не убили на месте.
Кадзуя высоко не то вскрикнул, не то всхлипнул, вцепился Курамоти в руку и, пока он оправлялся от болевого шока, потащил к жилым домам. Хоть бы один подъезд оказался открытым, подумал Курамоти, чтобы они успели спрятаться, вот этот, например, самый первый, потому что идти так тяжело.
Кадзуя пристроился к нему под руку и потянул к подъезду, рванул на себя железную дверь, замок щелкнул и пропустил их внутрь. Курамоти тут же осел на пол, а Кадзуя со всей силы толкнул дверь назад, не дожидаясь, пока она медленно захлопнется сама.
В подъезде было сумрачно и прохладно. Они замерли, задерживая дыхание и прислушиваясь к звукам с улицы.
Их искали, громко пробежали мимо, кто-то зло заорал:
— Кадзуя! Выходи, все равно найду тебя, щенок паршивый!
Кадзуя молча скорчился у дверей и закрыл руками голову. Проклятия неслись с улицы, кто-то ходил и колотился в соседние двери, один раз ударили и по их двери. Кадзуя дернулся и отпрянул.
«Да ему же страшно», — понял вдруг Курамоти.
— Кадзуя, — позвал он, стараясь, чтобы голос не сорвался.
Кадзуя поднял голову и посмотрел на него. В полумраке подъезда Курамоти показалось, что и глаза Кадзуи такие же — не по-детски сумрачные.
— Мы выберемся, — пообещал он ему. — Я помогу тебе, обещаю. Сейчас подождем, когда они уйдут дальше, и вернемся на вокзал. У нас же билеты, помнишь?
Кадзуя подобрался ближе к нему, сел рядом, привалившись спиной к стене.
— Ты, дяденька, — сказал он хрипло, — такой дурак. Отпустил бы меня — и не было бы никакой пальбы. Я же говорил тебе? — у него задрожал голос. — Говорил? — спросил он еще раз, и Курамоти услышал, что он плачет.
— Это ты дурак, — ответил ему Курамоти. — Мы же вместе с тобой играли в бейсбол, и теперь одна команда, никуда друг от друга не денемся. Ясно тебе? Вместе выберемся.
Кадзуя фыркнул. Курамоти поднял здоровую руку и притянул его к себе, бейсболка свалилась, и он потрепал его по голове.
— У тебя кровь течет, — сказал Кадзуя.
— Это ненадолго, — соврал Курамоти. — Скоро перестанет.
— Ага, — спустя полминуты сказал Кадзуя слабо, — и правда, перестает.
Курамоти дотронулся до плеча, одежда промокла от крови, но ему тоже показалось, что она больше не напитывается.
Крики на улице затихли, топота тоже не было слышно.
— Скоро пойдем, — сказал Курамоти.
Кадзуя тут же съежился у стены, пробормотал:
— Жить не хочется, да?
Он хорохорился, сдерживая рыдания, Курамоти слышал, как к его горлу подкатывает недетская истерика и он усилием, так, что голос садится, каждый раз побеждает ее.
— Очень даже хочется, — сказал Курамоти весело. — Это ужасно интересно. Жду не дождусь, как мы с тобой сегодня приедем и после ужина поиграем в приставку. Ты играл в приставку?
— Ага, — заинтересованно отозвался Кадзуя. — Мне купили в прошлом году. Я теперь гоняю, как настоящий ас.
— Ну, — с бравадой сказал Курамоти, — меня ты не обгонишь, я ас еще со школы.
— А я целыми днями играл! — воскликнул Кадзуя.
Курамоти ухмыльнулся и тихонько толкнул его локтем в бок.
Кадзуя широко улыбнулся.
— Будем долго с тобой играть, — сказал Курамоти. — Неделю будем отсиживаться и всю неделю играть.
— А потом? — спросил Кадзуя.
— А потом выйдем в город. Ты бывал в Токио?
— Не-а, — помотал головой Кадзуя.
— Вот и посмотришь. У меня там друг живет.
Кадзуя напрягся и даже чуть-чуть отодвинулся.
«Сволочи», — подумал Курамоти с неожиданной ненавистью ко всем лысым, свистунам и господам главам якудза. «Кем бы ни был этот ребенок, но нельзя с ним так, так… нечеловечески».
— У него автомастерская, — сказал Курамоти. — Его зовут Миюки, ему давно не хватало такого мальчика, как ты.
— Зачем это?
— Кормить, — сказал Курамоти. — Спать укладывать. Утро доброе говорить. В школу отправлять. Разговаривать. В бейсбол играть по выходным.
«Любить», — подумал он.
— И я там буду, в мастерской поработаю немного.
— А-а, — протянул Кадзуя и затих.
— Представляешь? — спросил шепотом Курамоти.
Кадзуя кивнул.
— Тогда пошли. Поможешь мне подняться?
Кадзуя поднырнул ему под мышку, Курамоти тяжело оперся на его плечо, встал. «Нет, так я далеко не уйду».
— Возьми билеты в моем кармане, — попросил он. — В правом. Ага, хорошо. Теперь слушай. Мы выйдем с тобой вместе, и ты быстро-быстро побежишь к поезду. — Кадзуя протестующе дернулся. — Нет-нет, — перебил его Курамоти, — я не останусь, я всего лишь осмотрюсь и догоню тебя. Если разминемся, запомни адрес.
Он четко проговорил адрес и потребовал, чтобы Кадзуя повторил его.
— …Токио, Миюки, — послушно сказал Кадзуя, и Курамоти снова услышал, что он пытается не плакать.
«Как же тебя успокоить-то?» — подумал он бессильно.
— Ничего, Кадзуя, все устроится, — между тем говорил он, как будто заговаривал и себя, и Кадзую. — Ты, наверное, не знаешь, что в школе можно играть в бейсбол? Тебя обязательно возьмут в команду. Питчером или кетчером. Наверное, лучше даже кетчером, ты большая голова у нас, умник, всю команду построишь и отведешь на Национальные. Я бы тоже с тобой поиграл, шорт-стопом, например. Из меня знаешь какой хороший шорт-стоп был когда-то? Ого-го!
Они толкнули дверь вместе, и Курамоти взмолился: «Пусть там никого не будет!»
Пусть у мальчика получится убежать, пусть он доберется до Токио, пусть у него будет самая обычная жизнь, пусть просто все будет хорошо!

***

«Это солнце над бейсбольным полем», — подумал Кадзуя.
Рука ныла после последней подачи, от криков вокруг звенело в ушах. Все неслись на горку, и он несся тоже.
Солнце.
Солнце ослепило, как будто он вышел из темного подъезда.
Солнце горело и плавило мир вокруг себя.
«Я хочу, — думал Кадзуя. — Дом, школу, бейсбол, команду, лучшего шорт-стопа и победу на Национальных».
И солнце, пусть оно всегда светит для него.
Чужая рука тяжело цеплялась за его плечо. Кадзуя поднял голову, делая последний шаг, через порог, и грудью встречая откат.
«Больно. Как же больно».
Он бы закричал, если бы в легких был воздух, но его весь выбило откатом.
«Надо потерпеть», — подумал он.
Солнце перевернулось над головой, как летящий в перчатку яркий мячик.
Кадзуя хотел поднять руку и словить его, но так и не дотянулся.