Название: Сны о чем-то большем
Фандом: Daya no A
Автор: Paume
Бета: Shadowdancer
Размер: ~7900 слов
Категория: слэш
Пейринг/Персонажи: Катаока Тэссин/Миюки Казуя, Такашима Рэй
Жанр: романс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Пара снится каждому – в год, когда исполняется восемнадцать.
Предупреждение: соулмейт!АУ, Катаока старше Такашимы всего на два года

читать дальшеЭто первый выпуск его команды. Еще совсем недавно, каких-то два года назад, Катаока сам был третьегодкой и уходил из школы, сдерживая предательские слезы, а сегодняшние мальчишки, сжимающие в руках аттестаты – плачущие и смеющиеся, хмурые и болтливые – все они были его наивными кохаями.
– Спасибо, что были с нами в этом году! – дружно говорят они, и Катаока с ужасом понимает, что это не последний раз, когда ему придется сдерживать слезы. Он сжимает губы сильнее обычного, вздергивает надменно голову и коротко кивает, а потом быстро отворачивается. Находит взглядом тренера и думает, как ему удается спокойно переживать вот это – каждый год, каждую весну?
– Как ты, Тэссин? – мягко улыбаясь, спрашивает его немного позже тренер.
– Хочу купить себе темные очки, – буркает Катаока.
Тренер смеется и доброжелательно похлопывает его по спине. От него за очками не спрятаться, с досадой думает Катаока, вот кто видит его насквозь. Всегда видел.
– Ничего, – успокаивает тренер, – привыкнешь. Это школа – кто-то всегда уходит, а кто-то в это время приходит.
Он уже не треплет Катаоку по спине, а отечески сжимает плечо – и с улыбкой шагает к что-то обсуждающим второгодкам, которые почти третьегодки. Катаока застывает на месте, проговаривая про себя: «Кто-то уходит, а кто-то приходит. Кто-то приходит, а кто-то уходит». Он еще только помощник тренера, но очень скоро станет им, и от этого слишком грустно.
В день выпуска на территории школы почти негде спрятаться. В поисках тишины Катаока обгоняет встревоженного второгодку-кэтчера, заглядывает в клубную комнату и быстро сбегает оттуда – ас летней команды в одиночестве плачет у шкафчиков.
В конце концов, Катаока забирается на крышу и, сунув руки в карманы, прогуливается до когда-то собственного угла за лестничным пролетом. Он не хочет никого пугать, но уединившаяся там парочка сама упархивает – Катаока не успевает повернуть назад.
Он оглядывается на вход на крышу, а потом все-таки прячется в свой угол. Пол нагрет солнцем, Катаока стелет пиджак и садится, подтягивая колени к груди. Здесь ему легче, как и в дагауте, на тренировках, да даже в тренерской! Лишь бы не там, где прощается друг с другом когда-то идеально сыгранная команда.
Тень нерешительно заползает ему под ноги, Катаока подвигается и говорит:
– Забирайся.
Такашима – тощая, как мальчишка-первогодка, – молча втискивается ему под бок и точно так же подтягивает к груди колени: слишком короткая юбка не прикрывает их, и Катаока поглядывает на солнце, прикидывая, не будет ли Такашиме холодно.
Такашима кладет на колени руки с зажатым в них аттестатом, и Катаока недоуменно моргает.
– Ты что, – спрашивает он, – тоже?..
Такашима наклоняет голову, подставляя взгляду Катаоки белую шею и короткостриженую макушку.
– А ты не заметил? – спрашивает она у своих коленей.
Катаока пытается быстро посчитать. когда они мирно поделили это место на крыше, он еще учился. Обычно его осторожно обходили стороной – он был асом команды, которая прошла на Кошиен, да и репутация бывшего хулигана не способствовала общению… Точно, это был третий год.
А Такашима была похожа на пичугу – пряталась на крыше, сидя на портфеле, грызла яблоко и читала учебник. Катаока думал, что она, едва разглядев его, вскочит и испуганно убежит, как все. Но она глянула из-под длинной челки и просто подвинулась.
И с тех пор они сидели здесь вместе. Молча. Такашима постоянно читала, не поднимая головы, а Катаоке и так было хорошо. Весь его третий год.
Перед его выпуском Такашима обрезала волосы. Он не мог понять, что в ней изменилось, и, наверное, слишком внимательно смотрел, потому что она прервала молчание и спросила:
– Плохо?
Он моргнул и задумался, потом осторожно ответил:
– Нет, хорошо.
И только когда закончилась перемена, и они побежали вниз по классам, Катаока понял – исчезли косы, две длинные косы с розовыми резинками на кончиках.
Но Такашиме действительно было хорошо. Или же это Катаоке нравились такие прически – мальчишеские.
За прошедшие два года Такашима мало изменилась: волосы все так же коротко стриженные, коленки худые, руки маленькие и загорелые. Они давно не встречались на крыше, но кажется, что не прекращали никогда, так и сидели здесь каждую перемену.
Этого тоже скоро не станет, думает Катаока.
– Поздравляю, – выдавливает он.
Такашима сутулится больше обычного.
– Скажи, – говорит она едва слышно. – А тебе уже приснился сон?
«Сон? – глупо думает он. – Какой сон?» А потом его окатывает жаром с ног до головы. Он даже отодвигается от Такашимы, пугаясь, что она сейчас все узнает. Поймет, что ему снятся какие угодно сны, но не такие.
Такашима вдруг вскидывает голову, и Катаока, наверное, впервые смотрит в ее лицо. Так близко и так странно. Она вглядывается в него серьезными глазами, на дне плещутся слезы. Выпуск, напоминает он себе. Все плачут в выпускной, тем более девушки. Нет ничего странного, что Такашима тоже может заплакать.
– Ты мне нравился, Катаока Тэссин, – говорит Такашима, и Катаоке становится холодно под ярким солнцем. – Я даже в менеджеры пошла к вам в бейсбольный клуб, чтобы видеть тебя чаще! – Катаока пытается припомнить, видел ли Такашиму в спортивной форме во время тренировок, но память пасует, и ко всему прочему ему становится стыдно. – Но сегодня, – продолжает Такашима, – мне приснился сон. – Она глубоко вздыхает и выпаливает: – И там был не ты!
Катаока точно ее не понимает. Никогда не понимал и вряд ли поймет. Но знает, что прямо сейчас не сдвинется с места – Такашима держится за него, вцепившись в рубашку, и плачет громко, навзрыд.
– Вот дуреха, – бормочет он.
Хорошо, что она не слышит. Пусть не слышит, порыдает. Он здесь и никуда не спешит.

***

Такашима возвращается в Сэйдо через несколько лет. На ней уже нет школьной формы, хотя строгая юбка-карандаш все так же не прикрывает колени. У нее отросли волосы, и Катаока, в тот момент, когда она переступает порог учительской, думает, что короткая стрижка шла ей больше.
Им уже не посидеть на крыше, зато можно в конце рабочего дня небольшой компанией отправиться в раменную по соседству и не молчать – поговорить. У них появились темы для разговора, и они оба намного смелее, чем были. Все взрослеют, думает Катаока.
Такашима пьянеет очень быстро, лицо у нее краснеет, пришедший вместе с ними Оота смотрит на нее искоса и даже немного смущается. Катаока снимает и кладет рядом с собой очки, потирает переносицу, закрывает на мгновение глаза и поэтому не замечает, как Такашима тянется к нему.
– А тебе идет, – говорит она и примеряет очки, потом спускает их на кончик носа и смотрит на Катаоку поверх стекол.
Он улыбается, а она улыбается в ответ.
– Решено! – говорит твердо. – Долой линзы! Тоже буду в очках!
Когда наползает ночь, и Оота, раскланявшись, уходит домой, они вываливаются из раменной и идут по улице – само собой получается, что Катаока провожает Такашиму. Свежий воздух выветривает из них алкоголь, и к ее дому они подходят почти трезвыми.
Такашима смотрит вверх, на окна, и Катаока непроизвольно поднимает голову. В доме горит свет.
– Тебя ждут? – спрашивает Катаока.
Такашима кивает.
– А тебя? – спрашивает в ответ.
Катаока качает головой.
Такашима упирает ему в грудь острый палец.
– Мы поговорим с тобой об этом! – строго заявляет она.
Катаока кивает с серьезным видом. Такашима взмывает по ступенькам, оборачивается у двери и машет ему рукой.
Катаока думает, что она уже назавтра обо всем забудет, но Такашима помнит. А еще она въедлива, как учитель со стажем. Когда после тренировки она сидит в его кабинете и сверлит его изучающим взглядом, Катаока пытается припомнить, была ли она такой же в школе? Но в голову упорно лезет только, как у нее тряслись плечи от рыданий. Подумать только – она была в него влюблена!
– И почему ты один? – спрашивает Такашима так внезапно, что он вздрагивает. – Кто тебе приснился?
Он откидывается на спинку дивана и скрещивает руки на груди. Он ни с кем никогда не обсуждал свои сны, и вдруг отвечать Такашиме? Смех, да и только!
– Никто, – говорит он.
Такашима вспыхивает, он чувствует, что вот прямо сейчас между ними может случиться что-то непоправимое, и быстро добавляет:
– Никто, ни разу!
Такашима верит, а его, как в детстве, обдает жаром. Никто за язык не тянул – сам сказал.
– Так бывает? – недоуменно спрашивает Такашима.
Катаока готов сквозь землю провалиться. Поправляет очки, надеясь, что темные стекла скрывают его и от Такашимы тоже. Он редко задумывался о том, почему все еще без пары, ему хватало клуба и бейсбола. Может, он так и проживет до конца жизни – с клубом и бейсболом.
Но Такашима всегда думает иначе – начиная с того дня, когда подвинулась, освобождая место на крыше рядом с собой.
– Может, ты просто забыл? – спрашивает она.
– Вряд ли, – отвечает Катаока. – Обычно я помню свои сны.
– Пара снится перед важными событиями! – восклицает Такашима и смотрит на Катаоку с ожиданием.
– Мне снится игра, – хмыкает Катаока. – Может, моя пара – это бейсбол?
– Игра? – расстраивается Такашима. – Вы проигрываете?
– Не знаю, – пожимает плечами Катаока. – Это всего лишь один иннинг. Два аута, две базы заняты. Я на горке, стадион каждый раз разный, но я думаю, что мне снятся игры Высшей Лиги. Кэтчер заказывает крученые и ловит раннера при попытке украсть базу.
У Такашимы предсказуемо загораются глаза.
– И все? – спрашивает она нетерпеливо.
– И все, – говорит Катаока и усмехается. – Аут, смена сторон.
Такашима задерживает взгляд на его лице, и Катаока внезапно чувствует себя неловко. Как будто что-то упустил, о чем-то не подумал.
– А когда этот сон приснился тебе впервые? – спрашивает Такашима.
– На третьем году старшей школы, перед финалом отборочных.
– То есть тебе было восемнадцать, – говорит Такашима задумчиво.
– Нет-нет! – взмахивает руками Катаока. – Это ничего не значит! Это же просто игра. Да я там даже трибун не вижу – только кэтчера. Ни одной девушки.
– Катаока Тэссин! – изумленно выдыхает Такашима. – Как можно быть таким… недалеким?
Дуреха Такашима, думает Катаока, зачем ты все это говоришь? Как будто от того, что он мысленно умоляет ее заткнуться, можно вернуть свое неведение.
– Ты помнишь, как я подстриглась? – спрашивает Такашима, заглядывая ему в лицо.
Да замолчи же ты!
Хотя уже без разницы.
Катаока всегда думал, что это сон, приносящий победу. Огромный стадион, вопящие трибуны, подбадривание команды за спиной, бэттер, гневно бросающий свою биту в пластину дома. И кэтчер – стремительно кидающий мяч на третью базу и тут же снимающий маску – потому что аут!
– …потому что мне казалось, что мальчики тебе нравятся больше, и я хотела хотя бы так привлечь твое внимание!..
Неужели осознание пары всегда вот такое тяжелое? Катаоку гнет к дивану, он даже Такашиму уже не слышит. Закрывает глаза, а под веками – пыль бейсбольного стадиона, и кэтчер, снявший маску, бежит рядом – улыбка его сияет, как солнце.

***

Приходит время, и Катаока жалеет, что с ним это случилось не в восемнадцать. Одноклассники называли его тупым бейсболистом – тихо, в спину, но он слышал, и тогда ему было наплевать.
– Тупой бейсболист, – стонет Катаока сам себе чуть ли не каждое утро.
Из того, что когда-то учил по естествознанию, он помнит, что пробуждение пары связано с физиологией, что это последний кусочек мозаики, на который реагирует тело. И в восемнадцать переносить дикие всплески гормонов легче, чем в двадцать шесть. Это как заболеть ветрянкой, будучи взрослым – можно заранее выбирать себе стенку, на которую придется лезть.
Сны Катаоки меняются не постепенно, а мгновенно. Вот только что игра снилась перед важными событиями – и вдруг он видит все тот же стадион накануне обычного, будничного дня. И если бы на смене сторон все заканчивалось! Но сон решает жить по собственным законам, и Катаока словно проваливается в чьи-то воспоминания. Вряд ли восемнадцатилетки сразу же видят такие откровенные эротические сны. Катаока просыпается в мокрых перекрученных простынях, со сбившимся дыханием и ненавистью к неизвестному партнеру.
Сны выматывают его, в стыдном удовольствии он забывает, как выглядит тот, второй, не знает его имени. Обрывками вспоминает свои руки на его теле, пальцы и ладони, которые ему нравится – нравится, черт возьми! – целовать. Предательское тело отзывается на прикосновения, и Катаока даже днем не может забыть о них. У него встает от простого намека на воспоминание.
«Не думай! – приказывает он себе на тренировках. – Не отвлекайся!»
Чертов кэтчер, злится Катаока, ну подожди, попадешься ты мне.
В очередном сне чертов кэтчер позволяет опрокинуть себя на кровать и хохочет громко, заразительно, довольный тем, что попался. И непонятно, кто из них попался больше.
Тренировка давно закончилась, Катаока сидит над анкетами новых учеников и чувствует себя разбитым и старым. За окном темно, но от общежития все еще доносится слабый шум – мальчишки никак не утихомирятся.
Такашима заходит без стука, цокает каблуками по полу и кладет перед Катаокой упаковку таблеток.
– Это первое, – говорит она. – По одной на ночь в течение двух недель.
Катаока тупо смотрит на таблетки.
– Взрослый уже мальчик, – укоряет Такашима. – Неужели не знаешь, как снять побочку?
Катаока со стоном роняет голову на подставленный локоть. Благодарность к Такашиме теплая, как нагретая солнцем школьная крыша.
– Что второе? – спрашивает он.
– Нужно с ним встретиться. Раз он приснился тебе, то и ты приснился ему. Вы же пара.
Легко сказать.
С таблетками сны хоть и достают, но зато днем Катаока больше не чувствует себя озабоченным подростком. Лето надвигается так быстро, что времени у них не остается ни на что – только на подготовку к отборочным. Старый тренер ушел из команды зимой, и Катаоке жизненно важно этим летом не ударить в грязь лицом. Сэйдо сильны, они просто обязаны дойти до четвертьфинала. А там уже – как постараются.
Катаока целыми днями выстраивает для команды стратегии, его слушают внимательно – за время работы помощником тренера Катаока успел заслужить уважение. Такашима вроде бы и молчит большей частью, но ее присутствие такое же весомое, как и его собственное.
Это моя команда, думает Катаока, когда мальчишки начинают играть по-другому – вплетая в старые стратегии новые узелки, а потом и самостоятельно развиваясь. Инициатива в бейсболе – одна из самых важных составляющих. И чем ближе отборочные, тем смелее и сплоченнее становится команда.
Катаока устает. Он забывает бриться и не высыпается. Такашима часто сидит в кабинете и спит с открытыми глазами. Катаока замечает однажды, что на ней перекошена юбка, а потом до него доходит, что она просто похудела, и юбка спадает. Он дает ей выходной и, чуть ли не ссорясь, отправляет домой.
Может, и зря – потому что Такашима приходит с новыми силами. У Катаоки их как раз таки не хватает. Поэтому он, одновременно прикидывая состав на тренировочный матч с Итидайсан, рассказывает все, что помнит из своих снов.
Нет, он не знает, как зовут его партнера. Лет тридцати, наверное. Он точно играет в Высшей Лиге. То, что во сне сам Катаока играет в той же команде, не вызывает у него вопросов. Он хотел стать профи, но передумал. Кто знает, может, если бы он все-таки попытался, то играл со своим партнером и не искал бы его.
Его лицо Катаока помнит, больше ничего.
Такашима составляет список всех играющих кэтчеров Высшей Лиги Японии и Америки. А потом добавляет туда же Китай, Корею, Кубу и Бразилию. Катаока по вечерам разглядывает фотографии, но никого не узнает.
– Ты уверен? – каждый раз спрашивает Такашима. – Вот этот, посмотри, как хорошо он улыбается.
Недостаточно хорошо. И Катаока качает головой.
После Высшей Лиги Такашима перебирает странички Майнор-Лиги, отчаявшись, переходит к университетским командам. Но Катаока ни в ком свою пару не узнает, и наконец-то они занимаются только тем, что необходимо, – выходят в четвертьфинал.

***

Такашима незаметно забирает себе множество бумажных дел, и Катаока с легкостью ей их доверяет. Оота поначалу в ужасе рвет на себе волосы, но вскоре тоже начинает проникаться. Такашима не уступит даже профи, и ей действительно нравится тренерская работа. Она занимается новичками, скаутингом, у нее всегда свое мнение, и Катаока старается к ней прислушиваться. Лучше так, думает он иногда, чем искать неизвестно кого неизвестно где.
– Ты нарочно меня загружаешь, – улыбаясь, говорит она не раз, и раскладывает перед собой тетради то с заметками о команде, то со статистикой матчей. – Не хочешь ты устраивать свою личную жизнь.
Он подкидывает ей дел, отходит, молча закуривает. Зачем говорить о том, что и так очевидно?
Такашиму в команде любят. Для девочек она пример для подражания. Мальчики строят из себя ухажеров и пытаются провожать ее домой, и только грозный взгляд Катаоки способен их их на место.
– Как тебе не стыдно! – смеясь, укоряет его Такашима.
– Еще вопрос, кому должно быть стыдно, – отворачиваясь, чтобы скрыть улыбку, отвечает Катаока. – Кого-то муж дома ждет.
– А кого-то не ждет! – подкалывает напоследок Такашима.
На самом деле – ждет, понимает однажды Катаока. Мир во сне постепенно расширяется. Игра снится редко. Снится какой-то дом, в сумерках, ночью. Большая комната, два кресла, телевизор, кровать. Они любят друг друга в свете беззвучной городской рекламы, проникающей через незашторенные окна. Потом идут в душ, и там, под яркими лампами, Катаока безуспешно пытается запомнить своего кэтчера. Обрывки сна всплывают днем – сложенные очки на полке и контейнер для линз, и то, что в запотевшем зеркале почти не видно отражения. Смех – беззаботный, его так много, что кажется – он смеется за них двоих. Катаока помнит лишь, что улыбается. Постоянно улыбается во сне.
У меня все хорошо с личной жизнью, думает Катаока. Можно сказать, что она у меня есть.
Он давно не нуждается в таблетках. Бывает, что просыпается в мокром белье или же в неясной тоске, но его спасает утренняя пробежка, а позже – построение и сотня мальчишек, мечтающих о Кошиене.
Сотня – это очень много, понимает Катаока не на первый год своей работы и даже не на второй, а много позже. Раньше он выделял из них первый и второй состав, а остальных равнодушно списывал со счетов, – если нет горения, если нет желания чего-то добиваться, то и нечего тратить на них свое время. Но оказывается, что они похожи на волнующееся море: с каждым годом – с каждым приливом – кто-то из тех, кто уже занимался в клубе, но кого он никогда не замечал, вдруг оказывается в числе первых, и Катаока жалеет, что ничего не сделал для них раньше.
В Сэйдо в бейсбол играют все сто человек.
Он заучивает наизусть их анкеты, приглядывается к каждому, пусть поначалу лица и имена путаются в голове. И уже не Такашима подсказывает ему, из какой школы пришел новичок, а он – ей.
– Как мы изменились, – говорит однажды Такашима.
Они сидят в кабинете напротив друг друга, Катаока проверяет документы поступивших новичков, а Такашима держит в руках статистику последнего матча. Катаока поднимает голову и смотрит на нее, а она смотрит на него, и в ее глазах – тихая усталость.
– Ты не изменилась, – возражает он и снова утыкается в документы.
Она тихо смеется, он улыбается уголками губ.
Такашима стала очень красивой, думает Катаока.
Не один он так думает. Мальчишек из последнего набора хочется отогнать палкой. Они, наверное, ее вовсе не желают от себя отпускать. Придумывают на тренировках кучу глупых вопросов. И девочки туда же:
– Такашима-сан!.. Такашима-сан!..
Катаока коротко раздает указания, находит всем дело. Такашима садится на тренерскую скамью, расправляет короткую юбку, говорит насмешливо:
– Не смотри так.
Катаока отворачивается тут же, медлит, но спрашивает:
– Как – так?
– Как будто я тебе нравлюсь, – смеется она.
– У тебя жуткие коленки, – говорит он. – Всегда были. Ты не могла бы приходить на тренировки в спортивном костюме?
– Ах ты! – Такашима прикрывает рукой рот, чтобы не смеяться слишком громко. – Вот стану тренером, а не помощником, тогда и приду!
Катаока прячет улыбку и уходит на поле, а когда возвращается, то рядом с Такашимой видит первогодку-кэтчера. Как же его? А, Миюки. Такашима рассказывает что-то, и он сосредоточенно кивает, потом вдруг улыбается – широко и беззаботно, и так хорошо, что у Катаоки щемит в груди.
– Спасибо, Рэй-тян! – смеется Миюки.
– Рэй-тян? – спрашивает Катаока, приближаясь, и даже в собственных устах имя Такашимы звучит кощунственно. – Что еще за фамильярность?
Он знает, что смотрит на Миюки слишком сурово, от его взгляда даже третьегодки съеживаются, но Миюки отвечает нахальной ухмылкой и быстрым:
– Просто мы с Рэй-тян давно знакомы! – Он наклоняет голову в намеке на вежливость и то ли спрашивает, то ли ставит в известность: – Я продолжу тренировку.
Катаока провожает его тяжелым взглядом.
– Это Миюки Казуя, – говорит Такашима. – Несколько лет назад он был совсем мелким, но уже очень хорошо играл. Талантливый мальчик.
Катаока не так давно держал в руках его анкету и помнит наизусть все его показатели.
– Слишком наглый, – припечатывает он.
– Это та черта характера, которая в игре превращается в смелость.
– В рисковость, ты хотела сказать. Риск не всегда оправдан.
– Он научится, – мягко говорит Такашима.
– Ты так говоришь, как будто он тебе нравится, – обвиняет ее Катаока.
– Он мне нравится, – соглашается она.
– Как тебе не стыдно, – Катаока широко шагает и присаживается на скамейку рядом с ней, касается коленом. – У тебя есть муж.
Она фыркает в кулак:
– Он тебе тоже понравится. Миюки-кун не может не нравиться.
– Посмотрим, – хмыкает Катаока и обещает себе сделать все, чтобы с этого Миюки сто потов сошло, хорошо бы вместе с наглостью, прежде чем он займет место хотя бы во втором составе.

***

Но все происходит слишком быстро. Миюки и правда хорош, и Катаока, минуя второй состав, переводит его в первый.
– Сильный бросок, – перечисляет Такашима, – быстрый анализ игровой ситуации. Ко всему прочему, обрати внимание, как хорошо он сумел сыграться с Каваками.
Да, с питчерами Миюки ладить тоже умеет. Чем он только их берет? – думает Катаока, наблюдая, как в товарищеском матче с Итидайсан Миюки смело ведет вначале Каваками, а потом и Тамбу. В игре с ним питчеры сияют, их можно поднимать в основу полноценным бэттери.
Перед сном, все еще взбудораженный матчем и тем, как складывается команда Сэйдо на следующий, а возможно, и на этот год, Катаока курит, стоя у окна. Темнота утыкана светом из окон общежития, кое-кто все еще возвращается с поздней тренировки, и глухой шум проникает к нему в комнату. До начала отборочных несколько дней, и Катаока волнуется и не может заснуть так же, как и мальчишки.
Когда общежитие успокаивается, Катаока ложится тоже. Он закрывает глаза, но сон не идет. Как и всегда в начале лета, Катаока думает о горке, на которую когда-то поднимался сам. Он помнит, с каким звуком царапают пластину шиповки, и в эту ночь больше всего на свете хочет встать, пойти на поле и покидать мяч. И Такигава, и Мияути, и даже Миюки – наверняка они только-только вернулись из буллпена. «Везет же питчерам Сэйдо», – думает Катаока и улыбается.
«Интересно, – вдруг думает он, – а как бы наглец Миюки вел меня?»
«Я так давно не подавал в перчатку кэтчера. На что бы это было похоже?..»
Он проваливается в сон так стремительно, что сперва не может отличить его от реальности. По-прежнему лежит в своей постели, но уже не один.
– Мы давно не кидали мяч, – говорит его кэтчер. – Черт бы побрал эти выездные игры!
Катаока ощущает приятную тяжесть на груди, протягивает руку и треплет ему волосы.
– Хочу на горку, – шепчет он в своему кэтчеру в макушку.
Тот хмыкает:
– Все вы, питчеры, хотите на горку! Эгоисты!
Потом поворачивается на бок и обнимает Катаоку двумя руками.
Катаока просыпается с улыбкой на губах. Ощущение, что в этом сезоне все будет хорошо, расцвечивает красками не только утро и день, но и все последующие дни. Первые игры проходят отлично, Сэйдо уверенно зарабатывает очки. Пусть буллпен в их команде слабоват, но игра кэтчера основы – Такигавы – придает им силы.
И Катаока делает самую большую ошибку – перестает бояться.
Когда Такашима расшвыривает по всему кабинету присланные из клиники бумаги, а потом замирает на месте, зажмуривается и плачет, Катаока молчит. Ощущение непоправимости давит на плечи, и Катаока наклоняет голову, горбится. Такашима плачет навзрыд, как школьница. Катаока проглатывает ком в горле и глухо говорит:
– Прости. Не досмотрел.
Она тут же вскидывает на него горящий обидой взгляд.
– Не смей, – кричит, – все брать на себя!
Катаока собирает с пола разбросанные бумаги, медленно складывает их на стол, цепляется взглядом за черные слова. Ему кажется, что после сегодняшнего они точно так же, черной краской отпечатаются в его памяти. Травма. Не ушиб, не простое растяжение – это травма, которую можно было предотвратить. Он же видел, что с Крисом что-то происходит, но победы опьянили, и он мысли не допускал, что что-то может сорваться и что на полпути из команды выпадет ключевой игрок.
На следующий день они вызывают Миюки и Мияути. Взволнованный Оота маячит у них за спинами, словно отрезая все пути к выходу. Мияути сумрачный, Миюки – непривычно серьезный. Катаока долго смотрит на них и понимает, что – да, на них можно положиться. Он всегда честен с игроками, и пусть Оота предупреждающе машет руками, Катаока все равно говорит им:
– Такигава выбыл до конца года.
Мальчики подавлены, но держатся. Мияути сам предлагает Миюки на стартовую позицию. Тот даже не удивляется, кивает, словно это естественно – на первом же году стать стартовым кэтчером в такой команде как Сэйдо. Он и вести себя начинает смелее, сразу же подключается к обсуждению стратегий, без смущения делится своим мнением. Крис был не таким скорым, вспоминает Катаока, в первое время приходилось преодолевать его излишнюю вежливость.
Может, Такашима права, и очень хорошо, что Миюки такой нахал.
– Поговорите с питчерами, – говорит Катаока, когда Миюки и Мияути собираются уходить. – Только осторожно, особенно с Тамбой.
Миюки заметно взрагивает и вскидывает на Катаоку недоверчивый взгляд. Катаока чувствует внезапное раздражение. «Ты же кэтчер, – думает он, – неужели ты не понимаешь? Тамба и Крис с одного года, они не просто бэттери, они чуть-чуть больше. И для Тамбы Крис большая потеря, чем для всех нас».
Миюки кивает, мнет в руках бейсболку, потом надевает ее, забыв залихватски завернуть ее на бок.
– И передайте питчерам, что я их жду, – заканчивает Катаока, отворачиваясь.
Когда за ними закрывается дверь, Такашима негромко говорит:
– Ты сам будь осторожнее. И не только с Тамбой.
Катаока пересчитывает в уме всех второгодок из основы и кивает.
– С Миюки тоже, – говорит Такашима.
– С Миюки? – удивляется Катаока. – Считаешь, что он не справится?
– С игрой – вполне. А вот с чувствами сложнее. Ведь ему тоже дорог Крис.
– Они соперники, – возражает Катаока.
– Миюки в него влюблен, – Такашима складывает на коленях руки и переплетает пальцы. – Кто знает, может быть, через пару лет они будут видеть друг друга в своих снах.
Катаока отворачивается к окну, слишком быстро, сам не понимая, почему его так жалят слова Такашимы. Но в груди словно сворачивается огромный ком, в глазах темнеет – всего на одно мгновение, но оно пугает, Катаока сжимает кулаки и убеждает себя, что это просто от неожиданности, он никогда раньше не думал, что мальчишки в Сэйдо могут быть влюблены во что-то еще, помимо бейсбола.
На следующее утро он просыпается внезапно, смотрит в темное еще окно, а в ушах отдается полушутливым-полусерьезным эхом:
– Ты когда-нибудь меня ревновал?

***

Миюки играет изумительно, его мгновенно выделяет пресса, а болельщики чуть ли не с первой игры радостно скандируют его имя. Катаока наблюдает за ним и, как и все, обманывается его сияющей улыбкой.
– Все-таки Миюки первогодка, – говорит Такашима через несколько дней после их вылета с отборочных. – Ему надо подрасти, в следующем году у нас будет уже совсем другой кэтчер.
Катаока тщательно продумывает для него индивидуальные тренировки, а потом и командные – третьегодки ушли, второгодок надо вытягивать. Он расписывает ежедневник на месяц вперед. Такашима качает головой, получив его в руки, улыбается и говорит:
– Попробуем еще раз осенью, и если не в этом году – то в следующем точно.
Катаоке очень хочется щелкнуть ее по носу, но рядом Оота, и Тэцу, и Мияути, и Миюки. Слишком много посторонних, и Катаока одаривает Такашиму свирепым взглядом, но и его достаточно, чтобы Оота отодвинулся, а Тэцу и Мияути сделали вид, что ничего не заметили. Один Миюки весело таращится прямо на него.
– Индивидульные тренировки, – говорит Катаока мстительно. – Миюки.
Такашима открывает записи на странице с его фамилией и протягивает поближе. Катаока ждет, что тот хотя бы побледнеет, но нет – нахал с интересом читает и даже кивает. Его все устраивает. Катаока ловит себя на желании посильнее дернуть его за отросшие волосы.
Тренировки дают результат, но его все равно не хватает для выхода на Кошиен.
Весной приходят новички. Катаока не очень верит в чудо, он знает, что сильнейшие питчеры поступили в другие школы, поэтому сам удивляется тому, что в Сэйдо попал Фуруя. Немного позже его удивляет и Савамура. А перед самой игрой с Сенсеном – Миюки.
– Сенсен, – задумчиво говорит Такашима.
В который раз она уже это повторила? – размышляет Катаока, отвечать ему лениво.
Команда скоро явится с занятий, а пока поле пустое, они с Такашимой сидят в тени, на траве у ограды. Катаока грызет травинку и смотрит в небо, он отложил очки в сторону, чтобы темные стекла не мешали видеть синеву. Такашима сидеть на одном месте не может. Она то ложится, то наклоняется вперед, к коленям. Спрашивает:
– Думаешь, высокой горки для тренировки хватит?
Катаока закрывает глаза.
– Эй! Не спи!
В него прилетает горсть песка, Катаока переворачивается и стряхивает его с груди, отплевывается.
– Что ты делаешь, дурная женщина? – бурчит он.
– Сенсен! – напоминает Такашима.
И Маки. Питчер с самым высоким курвболом в старших школах. Пожалуй, его подачу можно показать, только если самому выйти на горку. Вот о чем думает Катаока, когда принимает решение.
Мальчишки дружно орут:
– О-о-о!
Исашики грозно замахивается битой:
– Готовьтесь, тренер! – А потом гневно: – Тэцу! В очередь становись!
Тэцу на вид невозмутим, но не может спрятать горящий азартом взгляд.
– Можно бить в полную силу?
– Если у тебя получится, – отвечает Катаока.
Он ровняет ногой горку и, легко улыбаясь, думает, что не ожидал от них такого воодушевления. Он не часто поднимается на горку и, уж тем более, никогда не признается в том, как ему этого хочется. Сейчас перед ним восторженные противники, и он не может не кинуть им свою лучшую подачу.
– Мне сложно сказать, кто из вас радовался больше, – ты или они, – насмешничает Такашима, когда Катаока провожает ее домой.
Темно, и они медленно бредут по пустым улицам.
– Больше всех обрадуется твой муж, – отвечает Катаока. – Когда ты все-таки вернешься с работы.
– Он знает, что у нас завтра матч, и что я могу задержаться.
– Почему ты мне не сообщила ничего о своих планах? Я бы вытолкал тебя домой пораньше.
– Чтобы я пропустила такое зрелище? – смеется Такашима и останавливается. Катаока тоже останавливается. – Это было замечательно, – говорит Такашима серьезно, и Катаока благодарен темноте, которая скрывает его вмиг покрасневшее лицо.
Муж встречает Такашиму за два квартала от дома, кланяется издалека Катаоке, берет ее под руку и уводит.
Катаока возвращается в школу. Общежитие еще не совсем затихло, кто-то тихо переговаривается, Катаока поворачивает к учительскому корпусу и чуть не спотыкается о чьи-то вытянутые ноги.
– Простите, тренер!
Это Миюки. Он вскакивает, поправляет съехавшие очки, приглаживает растрепанные волосы. Фонари светят тускло, и Катаока не может разглядеть его лицо.
– Спать надо в комнате, а не на улице.
Миюки неловко усмехается.
– Я случайно… – говорит. – Заснул…
– Перенеси свидание на завтра, – советует ему Катаока. – До отбоя совсем немного времени.
– А вы сами-то заснете? – дерзит Миюки.
– Мне твое свидание перенести? – спрашивает Катаока.
Миюки смеется.
– Нет, я сейчас пойду. Я вас ждал, тренер.
Катаока делает к нему шаг.
– Меня? – Тревога вспыхивает, как спичка. – Что-то случилось? С кем?
– Почему бы и не с вами? – едва слышно бормочет Миюки. – Для разнообразия?..
– Сейчас не время для шуток, – говорит Катаока, и в его голос проскальзывает гнев.
Но Миюки не страшно. Катаока иногда задается вопросом: бывает ли ему страшно хоть когда-нибудь? Миюки не боится и просто предлагает:
– Хотите, я половлю вашу подачу?
«Хочу, – думает Катаока. – Прямо сейчас».
– Иди спать, – говорит он. – Иди, Миюки.

***

– Хочешь, я половлю твою подачу?
Они на полпути к стадиону, и Катаока знает, что не будет играть. Его кэтчер будет, а он сам – нет.
– Хочу, – отвечает он. – Прямо сейчас?
Во сне все черно-белое, как будто бог – это мангака. Но стоит Катаоке дождаться, когда к нему обернется его кэтчер – и вспыхивают цвета. Асфальт сияет под солнцем – мокрый после дождя, стекла проезжающих мимо машин бликуют так, что хочется зажмуриться, трава пронзительно зеленеет. У его кэтчера желтые солнечные очки и оранжевая бейсболка – залихватски сдвинутая на бок. «Можно ли ослепнуть от его улыбки?» – думает Катаока и просыпается.
Спустя несколько дней, в финале, в одном ауте от Кошиена, Сэйдо проигрывают Инаширо.
Пыль стадиона стынет коркой на мальчишеских лицах, старит их, слезы прокладывают по щекам глубокие морщины. Катаока до скрежета сжимает зубы – только чтобы не заплакать вместе с ними. Он выходит из дагаута, поднимает лицо к солнцу и крепко зажмуривается, запечатывая слезы. Потом расправляет плечи и окидывает взглядом поле.
– На построение, – почти беззвучно, одними губами велит он.
Вряд ли мальчики его слышат, скорее, чувствуют – обостренно, как будто все еще защищаются из последних сил.
– Вставайте, – говорит Тэцу и помогает подняться с колен Харуичи. – Надо построиться.
Он выглядит совершенно спокойно, только лицо мокрое и наполненные слезами глаза сверкают, как расплавленный песок.
Савамура бредет к середине поля следом за Крисом.
Они собираются медленно, совершенно обессиленные, подавленные радостью противника и криками стадиона.
Катаока пошел бы с ними, но ему там не место, остается только смотреть в спины.
Как это знакомо. Повторяется последние несколько лет, можно было бы уже привыкнуть, но нет, не получается. Наоборот – кажется, что сегодня в груди тянет сильнее, как будто горечь накапливается с каждым турниром, превращается в камень, давит, давит. «У тебя никогда не получится». Никогда – это как конец.
Мальчишки выстраиваются под солнцем, и Катаока знает, о чем они сейчас думают. Что вместе с отзвучавшим «Гейм сет!» закончились их жизни. «Никогда» поставило свою точку, жирную, издевательскую, а недосягаемое небо равнодушно скрепило ее печатью.
Может, они и правы, думает Катаока и кланяется вместе со всеми, прижав бейсболку к груди. Эта жизнь в самом деле закончилась, никто из них уже не будет прежним. Нет более стремительного взросления, чем поражение. Катаока знает об этом, третьегодки знают, второгодки догадываются, а первогодки – просто горюют, но тоже скоро поймут.
Позже, когда они вернутся в школу, поражение ударит в них снова. Катаока надеется, что они не сломаются, пусть плачут, но не опускают руки. И не молчат, кричат, как сейчас.
– Спасибо за игру!
Они стоят неровной шеренгой под палящим солнцем, надломленные Сэйдо. Тэцу чуть покачивается, но спину держит. Может быть, Миюки именно поэтому тоже стоит ровно – потому что Тэцу рядом. А может – наоборот, и это Тэцу нашел в себе силы, потому что Миюки даже не плачет. Его вообще не узнать, как будто он повзрослел больше всех. Год назад Катаоке казалось, что его, такого легкого, даже питчеры вынесут своими подачами. А сейчас он крепко стоит на ногах, вскинув голову, – такой же надежный, как Тэцу. Давно уже не ребенок.
Камень в груди Катаоки превращается в раскаленный песок и забивает легкие. Катаока безуспешно пытается вдохнуть, спускается в дагаут первым, цепляется за стены. Такашима возникает у него на пути.
– Тэссин? – спрашивает встревоженно. – Что?
Он отодвигает ее в сторону и наконец-то справляется со своим дыханием.
– Жарко, – говорит ей послушно выпивает стакан воды, пока мальчишки похоронно спускаются под крышу.
– …сумку держи... – слышит он. – …Сакай, твоя перчатка...
И тихий, неумолкающий плач.
Катаока старательно отворачивается от мальчишек. Только разве это поможет?
Как часто во сне он смотрел в спину своему кэтчеру – не сосчитать. Он помнит ее до мельчайших подробностей – по-юношески тонкая талия, широкие плечи, привычка чуть сутулиться. Он помнит, какая у него гладкая кожа, и как спортивное белье обтягивает предплечья, подчеркивая силу и молодость.
«Странно, почему я решил, что мой кэтчер старше?»
Катаока не хочет смотреть на Миюки, но невольно ищет его взглядом. Миюки пытается улыбнуться – губы подрагивают, но это все равно улыбка, и в ней плещется слабая насмешка. И Катаоку всего изламывает – это Миюки, без сомнения, его кэтчером станет Миюки. Не сейчас, и не через год, а лет через десять. Сейчас же это всего лишь сходство, Миюки похож на кэтчера Катаоки, как похож набросок на великолепную картину, как утро похоже на яркий день – будущее в нем только угадывается.
Этот Миюки не вызывает в Катаоке никаких новых чувств – он всего лишь ребенок, а Катаока – всего лишь его учитель.
Катаока очень надеется на это.
Поздно вечером в общежитии воцаряется тишина – может, мальчишки и не спят, но послушно лежат в кроватях. Катаока курит у окна и забывает стряхивать пепел в горшок с почерневшими цветами. Догоревшая сигарета опаляет пальцы, Катаока выкидывает ее и в темноте комнаты пишет заявление об уходе.
На следующий день он сообщает, что не сможет привести команду на Национальные, а значит, Сэйдо следует искать нового тренера.
Руководство школы объяснение вполне удовлетворяет. И Оота не задает вопросов.
А вот Такашима рвет и мечет. Ей одной непонятно.
– Ты не имеешь права, Катаока Тэссин! – кричит она.
Катаока знает, что все сделал правильно, поэтому спокойно слушает ее и молчит.
– А как же остальные?! – спрашивает Такашима. – Да я никогда не поверю, что ты сам отказываешься от них!
Она оказывается рядом совсем внезапно, Катаока не успевает отстраниться. Такашима бережно снимает с его лица очки и пытливо заглядывает в глаза.
– Почему?
Признание ему не дается, даже несколько слов. Он смотрит на Такашиму, ее глаза близко-близко, в них тревога, негодование, паника, злость. Он пытается сказать, но губы дрожат. И тогда она просто обнимает его за шею и притягивает к себе. Катаока утыкается лицом в ее плечо, и его отпускает. Он судорожно плачет, а она долго-долго гладит его по волосам.

***

– Миюки, – говорит Тэцу, глядя прямо и непреклонно.
Катаока не спрашивает, почему именно Миюки. Коротко кивает, принимая решение третьегодок, и невольно вспоминает, как они стояли на поле после поражения – плечом к плечу, капитан и его преемник, с прямыми спинами, поддерживая друг друга и команду из последних сил.
Уже тогда, под ликующие вопли стадиона, Катаока знал, что следующим будет Миюки.
– Я передам ему, – говорит Катаока, и Тэцу с облегчением выдыхает.
Наверное, он до последнего не верил, что Катаока согласится с его выбором.
– Но почему Миюки! – восклицает Оота, когда Тэцу уходит.
Ему отвечает Такашима. Она сидит на диване, как обычно выставив бесстыдные коленки, и баюкает в руках новый блокнот для записей – сезон закончился, они все начинают заново.
– Потому что Миюки смотрит в будущее дальше всех, – говорит Такашима.
У нее сухой голос, и Катаока слышит в нем неприятное высокомерие, больше похожее на обиду.
Пусть.
Он терпеливо слушает ее весь день, до позднего вечера, она говорит о команде, о новом сезоне, о первогодках, о втором составе. Он провожает ее домой, и по пути она пытается заглянуть ему в глаза, у нее просящий взгляд, она не хочет, чтобы он уходил из Сэйдо.
Он отворачивается.
Она сердится, и Катаока думает, что ей идет. И может, так и надо? Может, сердитая Такашима позаботится о Сэйдо лучше, чем та, которая была до этого?
Он возвращается в общежитие, когда все уже спят. Стоит под душем недолго – вода едва теплая. Проходит вдоль темных окон, за которыми все еще переживают поражение мальчишки – спят тяжело, или же молча пялятся в черный потолок. Катаока надеется, что они уже не плачут.
Окна столовой отбрасывают на дорожку слабый свет. Катаока останавливается, прислушивается, а потом осторожно толкает дверь.
Вначале ему кажется, что там никого нет, и кто-то просто забыл выключить телевизор. Он приоткрывает дверь шире и долго смотрит на уснувшего за столом Миюки. На экране – бесконечный матч с Инаширо. Миюки лежит щекой на тетради, очки перекосились и неприятно впиваются дужкой в висок, из руки выпадает и никак не может выпасть остро заточенный карандаш.
Катаока опускает руку, и дверь медленно закрывается перед его лицом. Катаока смотрит в нее, потом хватается за ручку, резко распахивает и с силой захлопывает.
В комнате на пол глухо падает карандаш, отодвигается стул, вдруг громко орет телевизор и под чертыхания наконец-то умолкает.
Катаока заворачивает к себе до того, как в столовой гаснет свет.
Во сне он говорит:
– Казуя…
Его кэтчер вспыхивает румянцем, как будто понимает, что Катаока произносит его имя впервые.
На тренировках Катаока приказывает отрывисто:
– Миюки!
Миюки очень старается, изо всех сил. Быть капитаном и отвечать за питчеров – это тяжело, у него сразу не получается, он допускает досадные промахи, не может уследить сразу за всеми, никак не договорится с Зоно и Курамочи. Но Катаока не сомневается: Миюки не отступит, он тянет на себе все, что Катаока на него взвалил – и вытянет.
– Четвертый бэттер! – протестующе восклицает Такашима. – Ты его совсем не бережешь, – обвиняет она. – Ему и так тяжело.
– Справится, – говорит Катаока.
– Иногда мне кажется, – шепчет Такашима, – что ты ему за что-то мстишь.
– Нет, – отвечает Катаока. – Но где-то ты права. Я предвзят. Он мне не нравится.
Такашима так изумлена, что забывает спросить, за что же.
Наверное, Миюки чувствует его отношение, он почти не задает вопросов, лишь старается выполнить все распоряжения Катаоки – изо всех сил старается. За ним тянется вся команда.
Катаоке осталось провести с ними совсем немного времени – школа готова отпустить его сразу после Осеннего турнира. Но ощущения скорой свободы у него нет. Наоборот, его затягивает еще сильнее. Пусть мальчишки сыграют достойно, думает он и с головой погружается в работу.
Когда стремительно заканчивается лето, Катаоке кажется, что он не успел, что мог уделить тренировкам больше времени и подготовить команду к турниру намного лучше. А турнир – вот он уже, совсем близко, вот он уже начался, и команда только чудом не вылетает в первом же матче.
– Послушай, Катаока Тэссин, – решительно говорит однажды Такашима. – Ты не хочешь уходить из Сэйдо, признай это наконец! Ты можешь отвести их на Кошиен! Это под силу и тебе, и команде. – А когда Катаока делает вид, что не слышит ее, Такашима сдергивает с него бейсболку. – Эй! – восклицает она. – Нечего злиться!
Но он злится. На себя, на команду, на нового тренера. Но больше всего – на Миюки. И не может понять, за что.
Миюки раздражает его безотчетно.
Во сне Катаока мысленно оправдывается перед своим кэтчером: «Мне не нравится, что он так похож на тебя!».
«Это нечестно», – говорит он, разглядывая Казую – в уголках губ у него четкие ямочки. И такие же ямочки – но чуть нежнее – у Миюки.
Казуя льнет к нему, обнимает, и Катаока сдается и признает: «Еще слишком рано».
Казуя насмешливо хмыкает, и Катаока усмехается тоже, на душе становится легче, и он спокойно спит, иногда и вовсе без сновидений.

***

Миюки сгорбившись сидит на скамейке у автоматов. Завтра финал, игра с Якуши – и во многих окнах общежития уже не горит свет, все отдыхают и набираются сил.
Катаока прошел бы мимо, но ему не нравится, как Миюки крутит в ладонях банку с водой – слишком медленно, будто его что-то беспокоит.
Катаока останавливается и смотрит на него сверху вниз. Миюки вначале его не замечает, а потом вскакивает, моргает усталыми глазами – очки искажают его взгляд, и кажется, что он только что спал.
– Хватит сидеть, – говорит Катаока и кивает на общежитие. – Пора спать.
– Вам бы тоже, тренер.
Миюки улыбается быстрой улыбкой, знакомой до боли. Катаока сжимает губы – недовольно, и улыбка Миюки слегка увядает. Но не исчезает.
– Вы когда-нибудь разрешите мне половить вашу подачу, тренер? – спрашивает Миюки, и Катаока вдруг остро понимает, что тот до одури, до опьянения устал.
«Идиот!» – хочет сказать Катаока. И молчит.
Миюки едва заметно пошатывает, но он все равно улыбается.
«Чертов мальчишка», – думает Катаока беспомощно. Он делает к нему шаг, кладет на плечо руку и подталкивает к общежитию. Говорит тихо:
– Завтра. После игры.
Миюки напрягается под его ладонью, а потом резко расслабляется, идет послушно, шепчет:
– Спасибо, тренер. А то Рэй-тян сказала…
И качает головой.
Катаоку прошибает холодом до самого сердца. Такашиме не откажешь в проницательности, но не могла же она!..
– Что она сказала? – спрашивает он.
Миюки спит на ходу и не слышит, Катаока твердо сжимает губы и доводит его до комнаты.
Ему самому не спится, он долго лежит, закинув руки за голову и думает о предстоящей игре. Команда не просто сплотилась, ощущение, что они сделали невозможное, каждый прыгнул выше головы. И кто больше – непонятно.
Темнота плывет перед глазами, Катаока падает в сон, как в бред. В этот раз все очень ясно, он чувствует запах мыла и горячие брызги падающей воды, звуки умирают стеклянным эхом, дыхание бьет в уши – то ли собственное, то ли чужое, а может, одно на двоих.
Кафельная стена ледяная, тело Казуи, припирающего его к ней, – теплое, твердое, скользкое от мыла. Катаока стонет сквозь стиснутые зубы и сжимает кулаки, царапая ногтями стену. Казуя не выпускает его запястья, сжимает над головой и шепчет в ухо:
– Только мне, никому больше… – толкается бедрами, вырывая у Катаоки еще один стон. – Только я буду ловить твою подачу…
Катаока просыпается рывком, облизывает пересохшие губы. Рассвет робко заглядывает в окно, мальчишки идут на пробежку, снаружи доносятся их негромкие голоса.
– Где Миюки? – спрашивает кто-то тихо – так тихо, что Катаока с трудом различает слова.
– Спит, – говорит Курамочи – его Катаока всегда слышит. – Потом подойдет. Только вякни мне что-нибудь, Савамура! – повышает он предупреждающе голос.
– Он проснется от твоего ора, – бурчит Зоно.
Они проходят под окном Катаоки и удаляются к полю.
Такашиму Катаока ловит во время официальной разминки. Подхватывает под локоть и уводит в сторону. Оота не замечает или только делает вид. А вот Очиай провожает их неприятным взглядом, пощипывает бородку, молчит многозначительно.
– Ну что он на нас уставился? – сердится Такашима, а потом смотрит на Катаоку: – Что случилось?
– О чем ты говорила с Миюки? – спрашивает Катаока.
Такашима, кажется, не понимает, и Катаоке хочется встряхнуть ее посильней. Такашима сдается:
– Ну да, я с ним поговорила. Я решила, что это проблема и вам надо как-то ее решать. Как капитан Миюки должен налаживать отношения не только с командой, но и тренером. Ты же не объяснил мне, почему он тебе так не нравится. Я решила, что Миюки сам знает.
У нее лицо провинившейся девочки-менеджера. Катаока от облегчения готов ее обнять.
– А я-то подумал...
«…что он теперь знает, что я ухожу из-за него…»
– Что подумал? – быстро спрашивает Такашима. Катаока молчит. – У вас не получилось договориться?
Катаока разворачивается и идет назад, к дагауту.
– О! – восклицает Такашима с удовольствием. – Значит, все-таки получилось? – Она догоняет Катаоку и заглядывает в лицо. – И о чем вы говорили?
– О пользе сна, – бурчит Катаока и одаривает попавшегося на пути Очиая свирепым взглядом.
Тому хоть бы хны – усмехнулся да отвернулся.
– Сегодня команда в отличной форме! – радуется Оота, и Катаока тоже смотрит на поле.
Мальчишки слаженно разминаются. Это невероятно, но у них есть все шансы на победу в финале.

***

Миюки выводят в аут раз за разом. Больше ничего странного нет – только плохая игра. Миюки бежит наравне со всеми, смеясь, управляется с питчерами, легко вскакивает за мячом, следит за игрой – все как обычно.
Вчера он мог получить травму, думает Катаока. Мог? Или получил?
Не он один видит, что с Миюки что-то не так. Но все молчат, переглядываются разве что, пытаясь понять – травма? Вместо того чтобы сковать команду, напряжение дает толчок, и каждый игрок, выходя на поле, превосходит сам себя.
Катаоке страшно понимать, насколько сильны эти мальчишки.
Молчание давит, Катаока почти готов остановить Миюки, но его опережает Зоно. Он первым не выдерживает. Или же догадывается одним из последних.
– Миюки, ты в порядке? – спрашивает он.
Курамочи пытается его заткнуть, бросая опасливые взгляды на Катаоку, но тут подхватывается Савамура, и всеобщее молчание разбивается на осколки, его уже не собрать.
«Это их игра», – думает Катаока, когда Миюки заверяет всех, что в порядке.
Даже если не в порядке, самое большее, что может сделать Катаока, – это заменить его на Оно. Или помочь команде настроиться, дать совет. Но собраться и выиграть он не в состоянии. Сейчас сердце Сэйдо – это Миюки. Поэтому он продолжает играть.
Вместе с врачом приходит Такашима. Катаока просит судей о перерыве и загоняет Миюки на осмотр.
– У меня ничего не болит, – врет Миюки.
Никто ему не верит. Врач кидает на Катаоку беспомощные взгляды.
– Почему ты не сказал нам вчера? – восклицает Такашима.
Катаока согласен с Миюки – ничего бы это не изменило. Сегодня без Миюки выиграть нельзя, а его травма за сутки не лечится.
Поражение откатит их всех назад. Придется начинать все заново. Катаока всего на мгновение задумывается об этом и вспоминает, что его самого в Сэйдо уже не будет. Если они проиграют, то это будет его последняя игра.
А если выиграют и двинутся дальше – на турнир Дзингу, на Весенний Кошиен, – Катаока пойдет вместе с ними.
Миюки неторопливо застегивает пуговицы на форме, а потом поднимает голову и смотрит на Катаоку в упор. Он не говорит ничего, но Катаоку пробирает ужасом, потому что таким взглядом на него, бывает, смотрит во сне его кэтчер, Казуя. Сходство мимолетное, но такое разительное, что Катаока отчетливо понимает, о чем Миюки думает. О том же самом – что Катаока уйдет. И еще – о том, что не допустит этого.
Своей непреклонностью он уже давно заразил всю команду.
– Они не отпустят тебя, – говорит Такашима, когда мальчишки уходят в дагаут готовиться к следующему иннингу.
Катаока снимает очки и долго протирает стекла.
– Ему же нет еще восемнадцати? – спрашивает он наконец.
– Кому? – удивляется Такашима. – Миюки? Будет в следующем году.
Катаока смеется. На одно мгновение ему показалось, что Миюки уже увидел сон, но нет – только в следующем году. Наверное, к тому времени он подрастет достаточно, чтобы Катаока начал видеть в своих снах не Казую, а его самого.
Он смеется, Такашима смотрит на него с недоумением, а потом резко понимает. Хватает ртом воздух, отшатывается на мгновение и спрашивает беспомощно:
– Это он? Он?
Катаока не отвечает, он уходит в дагаут, Такашима едва не бежит следом, кричит:
– Мы поговорим с тобой об этом!
Он отмахивается, и Такашима возвращается на трибуны. Она вытянет из него ответы на все вопросы, но это случится чуть позже, не сейчас.
Сейчас Сэйдо сражается за него, и Катаока растроган так, что в горле стоит ком.
«Хорошо», – думает он, когда Миюки отбивает свой первый хит.
«Пусть будет, как ты хочешь», – думает он, выдыхая с облегчением, когда Миюки добирается до украденной второй базы.
«Я останусь».
Стадион взрывается криками.
«Я подожду, когда тебе приснится сон».
Игра окончена.
«Я подожду еще – когда перестану вас различать».
Они строятся на поле, Катаока смотрит в их спины, Курамочи поддерживает Миюки, Зоно просто стоит рядом и дергается в бесполезных попытках помочь.
«Я дождусь того времени, когда не станет отдельных Казуи и Миюки. Будет просто – мой кэтчер».
Миюки ковыляет в дагаут, лицо у него посеревшее от боли, но губы все равно кривятся в улыбке, Курамочи, кажется, вот-вот взорвется:
– Ума у тебя нет! Заткнись уже!
Если бы у Миюки были силы, он бы сейчас хохотал.
Они добираются до дагаута, Катаока отступает, пропуская их внутрь, Миюки бросает на него быстрый взгляд: в нем столько веселья, что Катаока, еще не услышав, знает, о чем он скажет.
– Тренер, – скажет Миюки. – Сегодня я не совсем в форме, но завтра – клянусь – мы с вами обязательно сыграем!